Прежде чем я усну
Шрифт:
Я пыталась вспомнить, что чувствовала, когда он накрыл мою руку там, на стоянке; что я себе вообразила, решив не отвечать на звонок мужа. Может, правда гораздо проще. Я очень хочу с ним встретиться.
— Да, — сказала я, когда он пообещал позвонить мне. — Да. Пожалуйста!
Но он уже отключился. Женский голос. Я поняла, что они были в постели.
Я гоню эту мысль прочь. Если буду думать дальше — точно свихнусь.
19 ноября, понедельник
В кафе было людно. Сетевая забегаловка. Интерьер в зелено-коричневой
Я, пожалуй, впервые разглядела его внимательно. Точнее, впервые за сегодня, что, в сущности, одно и то же. Он позвонил на телефон-раскладушку почти сразу, как я убрала стол после завтрака, и заехал за мной примерно через час после того, как я прочитала почти весь дневник. По дороге в кафе, сидя в машине, я все время смотрела в окно. Я была совершенно растеряна. Этим утром, когда я проснулась, я сознавала — притом что не сразу вспомнила свое имя, — что я взрослая женщина, мать, хотя за этим не шло понимания того, что мне уже много лет, а мой сын мертв. Сегодняшний день вогнал меня почти в депрессию, одно шокирующее открытие за другим: зеркало в ванной, записная книжка, а потом, позже, этот дневник — и как кульминация твердое убеждение, что я не доверяю мужу. И мне что-то не хотелось погружаться в новую тему слишком глубоко.
Теперь, однако, я вижу, что доктор моложе, чем я ожидала, и, хотя я написала, что ему пока не стоит волноваться о лишнем весе, он оказался вовсе не тощим, как мне показалось. В нем была определенная солидность, которую подчеркивал объемный пиджак, а руки выше кистей, они иногда показывались из рукавов, оказались на удивление волосатыми.
— Ну, как вы сегодня? — спросил он, сев напротив.
Я пожала плечами.
— Не знаю. Все как-то непонятно.
Он кивнул.
— Продолжайте.
Я отодвинула тарелку с пирожным, которое он принес мне, даже не спросив.
— Я проснулась сегодня, понимая, что я взрослая женщина. Я не знала, что я замужем, но не удивилась, обнаружив, что лежу в кровати с мужчиной.
— Это хорошо, — начал он. Но я перебила:
— Но вчера я записала, что проснулась, зная, что у меня есть муж…
— Значит, вы продолжаете вести дневник?
Я кивнула.
— Вы принесли его?
Вообще-то дневник лежал у меня в сумке. Но я бы не хотела, чтобы он прочел некоторые вещи. Ни он, ни кто-то другой. Это личное. Это моя история. Единственное, что у меня есть.
И то, что я написала о нем.
— Нет, забыла, — соврала я. Было непонятно, расстроился ли он.
— Ничего, — сказал доктор. — Неважно. Я вижу, что вас огорчает, если однажды вы вспомнили что-то, а на следующий день как будто снова забываете. Но это прогресс! Постепенно вы вспоминаете все больше и больше.
Тут я подумала: а правда ли это? В самом начале дневника я описываю, что вспомнилось мне из детства, своих родителей, вечеринку в компании с лучшей подружкой. Потом своего мужа, когда мы были молодые и безумно влюбленные, и себя, когда писала книгу. Но после этого? В последнее время мне вспоминались лишь погибший сын и момент нападения, в результате которого я стала
— Вы говорили, что вас тревожит Бен? Точнее, то, что он говорит о причинах вашего состояния?
Написанное вчера казалось мне далеким, смутным. Почти выдумкой. Авария. Жестокое нападение в отеле. Сейчас мне казалось, что это не имеет ко мне отношения. Однако у меня не было выбора — только верить описанным ощущениям. Верить, что Бен обманывает меня, рассказывая о том, что со мной стряслось.
— Продолжайте, — сказал доктор.
Я рассказала ему о том, что записала в последние дни, начиная с версии Бена про аварию и заканчивая воспоминанием об отеле. Впрочем, я скрыла, что воспоминание накрыло меня, когда мы занимались любовью, и не упоминала романтический антураж моего видения — цветы, свечи, шампанское.
Говоря все это, я наблюдала за ним. Периодически он произносил что-то ободряющее, в какие-то моменты даже почесывал подбородок и прищуривался, но в целом хранил скорее задумчивое, чем удивленное выражение.
— Вы это уже слышали, верно? — спросила я. — Все это для вас не новость?
Он опустил стакан на стол.
— Не совсем так. Я знал, что ваше состояние вызвано не дорожной аварией, хотя только из вашего дневника узнал, что Бен настаивает на этой версии. Мне также было известно, что вы находились в каком-то отеле, когда с вами случилось… когда с вами произошел несчастный случай. Но остальные факты стали для меня новостью. И вообще, насколько я знаю, вы впервые вспомнили нечто самостоятельно. Поздравляю, Кристин.
Поздравляю?Похоже, он думал, что я должна радоваться.
— Выходит, это правда? И это была не машина?
Он выдержал паузу.
— Нет. Не машина.
— Но почему вы не сказали мне, что Бен лжет? Вы же прочитали мой дневник и могли сразу сказать правду!
— Потому что у Бена могут быть причины. И в тот момент мне казалось неправильным убеждать вас, что это неправда.
— Значит, и вы мне лгали? — воскликнула я.
— Нет, — сказал он. — Я вам не лгал. Я никогда не говорил, что вас сбила машина.
Я попыталась вспомнить, что прочла сегодня утром.
— Но ведь позавчера, в вашем офисе, мы говорили об этом.
Он отрицательно покачал головой.
— Я не имел в виду аварию. Вы сказали, что Бен говорил вам о том, что с вами произошло. Вот я и решил, что вы все знаете. Не забывайте, это было до того, как я прочел ваш дневник. Мы с вами здорово запутались..
Я просто ушам не верила. Мы ходили вокруг да около некоего события, настойчиво не желая назвать вещи своими именами.
— Так что же тогда произошло? — спросила я. — Номер в каком-то отеле… Что я там делала?
— Я не знаю всех подробностей, — сказал он.
— Расскажите хотя бы то, что знаете! — воскликнула я с нескрываемым возмущением.
Я пожалела, что не сдержалась, но было поздно. Доктор смахнул несуществующую крошку со штанины.
— Вы уверены, что хотите это знать? — спросил он. Его слова звучали так, словно он давал мне последний шанс. Словно он предупреждал: ты еще можешь отступить. Словно хотел сказать: ты можешь спокойно жить дальше, не зная того, что я собираюсь рассказать.