Презумпция любви
Шрифт:
Воронина сидела на кухне, думала о своей жизни, но прежней злости к Малышеву-младшему не испытывала. Да, он был связан с местными бандитами, да, хулиган и троечник, но… Светка ведь не дура! Умница! И выбрала его не случайно, значит, что-то было в этом парне? А папаша его каков! Только сегодня она увидела его настоящего! Из жалкого пьянчуги мужик превратился в настоящего… дворянина! И значит, сын его не такой уж пропащий, коли отец спокоен за его будущее.
Она виновата, виновата во всем. Повелительные интонации в голосе могла простить девочка-отличница,
Вспомнился светлый майский вечер, они возвращались из театра, Светке тогда было девять лет.
Огромный небритый мужик возник перед ними там, где фонари не горели, уже на Пречистенке, неподалеку от их дома. Время было смутное, перестройка, совместные кооперативы, талоны на водку и сахар…
— Бабки давай, козел, — сказал мужик, обращаясь к Игорю, и выбросил вперед руку с ножом.
Лезвие с противным щелчком показалось из рукоятки.
— Ладно, — согласился Игорь. — Сколько хочешь?
— Весь лопатник гони.
Игорь сунул руку во внутренний карман пиджака, вытащил портмоне. Когда мужик протянул руку, Игорь ударил его ногой, выбил нож, а два удара руками свалили громилу на асфальт.
— Милиция, — спокойно сказал Игорь. — Лежать, не двигаться, иначе будут проблемы со здоровьем.
Громила не мог смириться с поражением, и проблемы со здоровьем у него возникли. Пара ребер была сломана наверняка. Она хотела поскорее увести дочку домой, но та словно приклеилась к отцу.
— Пап, он хотел нас ограбить, да?
— Да, малышка, но мужчина обязан защищать свою семью, — с улыбкой ответил Игорь, внимательно глядя на лежащего громилу и ласково взъерошив прическу дочери. — Любаша, давай домой, позвони в отделение, пусть вышлют наряд. А я пока подежурю тут.
— Мужик, прости, клянусь — больше никогда… Ну что, на хрен, делать — «откинулся», а дома жена с ребенком, говорит, уйдет на хрен… Я слесарем был, по пьяни загремел на зону, куда теперь ныкнуться — ни хрена не пойму…
— Пап, прости его, — сказала Светка. — Ты уже победил.
— Светлана! — прикрикнула она на дочь.
— Желание любимой девушки для меня закон, — с дурашливой усмешкой сказал Игорь. — Встать! Бежать!
Светлана обняла отца и громко засмеялась, глядя во след убегающему громиле. Она недовольно покачала головой, но ничего не сказала.
— Пап, а что такое лопатник? — спросила Светка.
—
— Ладно, не скажу никому, — с сожалением ответила Светка.
Как хорошо им было вместе, она гордилась мужем и любовалась смышленой дочерью. А какая ночь была после этого случая! Не жизнь, а сказка… Которая резко оборвалась после того, как подлая пуля отняла у нее Игоря.
Воронина встала из-за стола, подошла к окну, отодвинула штору. Внизу был черный влажный асфальт. И — ни единой живой души. Страшная пустыня… На плите стояла сковородка с макаронами и двумя сосисками — ужин для дочки.
Хлопнула входная дверь, щелкнули замки. Воронина выскочила в прихожую:
— Света… Ну, слава Богу! Я уж не знала, что и подумать. Ночь на дворе, а тебя все нет…
— Теперь есть, ты довольна?
— Света, нам нужно поговорить.
— Не о чем, мама.
— Ну пожалуйста, я прошу тебя. Я была сегодня у отца Малышева, знаю, куда ты ездила.
— Будешь следить за мной — уйду жить к Владимиру Сергеевичу. Знаешь, я ему больше верю, чем тебе. Он никогда меня не обидит, а жить там будет и легче, и намного интереснее, чем с тобой.
— Света… Как ты могла такое подумать? Да кто он такой — жалкий, спившийся журналист?
— Он не жалкий, мама, ты сильно ошибаешься. Он похож на папу. Знаешь в чем? Он так же заботится о своей семье, хоть драться не умеет и не любит. Но он — мужчина, умный, интеллигентный, с ним говорить — одно удовольствие. А с тобой, трезвой и правильной, о чем говорить?
Воронина вздохнула, пожала плечами:
— Извини, дочка, я как-то несерьезно отнеслась к твоей связи…
— Серьезно, очень серьезно, мама! Это ты упекла Саню за пустячную провинность на три года!
— При чем тут я? Районные суды мне неподвластны.
Светлана презрительно усмехнулась:
— Рассказывай! Дураку понятно, что судьи действовали по твоей подсказке. Отстань от меня.
— Света, но… чем он хорош, этот хулиган Малышев?
— Тем, что он сильный и способен защитить меня, понятно?! — крикнула Светлана. — Тем, что он добрый, заботливый, нежный и ласковый — со мной, понятно? Если я прикажу — он прыгнет в воду с Крымского моста.
— Зачем прыгнет?
— Потому что я так хочу! И папа бы прыгнул, если б ты приказала ему, я это точно знаю!
— Нет, Света, ты ошибаешься. Папа был… совсем другим человеком, и его у нас отняли такие, как… такие, которые окружают твоего Малышева. И ты… не надо передергивать! Не надо спекулировать на памяти отца! — разозлилась Воронина. — Я тебе запрещаю такие сравнения!
— Мам, ты давно смотрела на себя в зеркало? Не понимаешь, во что превратилась? Генеральша! В свои сорок два года стала древней старухой на последней стадии маразма! Отвали от меня, я иду в ванную, а потом — спать, завтра в институт. И не о чем нам больше толковать!