Презумпция виновности
Шрифт:
– А это номер его мобильного телефона. – Вынув свой, советник набрал цифры по бумажке. Некоторое время он слушал длинные, как вой волков в полнолуние, гудки, потом в трубке что-то щелкнуло, хрястнуло, и бесшабашный голос ему ответил:
– Алло! Я слушаю.
– Сопьян, я от Сани Пикулина. Мне в Москву нужно, а он дал мне номер и сказал, чтобы я позвонил.
– Ты где сейчас? – не подумав и секунды, поинтересовался сменщик Пикулина.
«Некрасова, рядом с библиотекой!» – заметив вопросительный взгляд следователя, прошипел скороговоркой Желябин, и Кряжин сказал:
– Я на Некрасова, рядом
– Сейчас подъеду, – сказал Сопьян и через минуту действительно подъехал. – А ты знаешь, сколько до Москвы?
– Знаю, двести сорок километров.
– Не, по деньгам? – уточнил сменщик. И тут же стал проявлять признаки суеты. Пока он болтал с мужиком, кто-то сел на сиденье рядом с ним, а когда Сопьян сунул руку под сиденье, там уже были другие руки.
Клац! Клац!
– Это что за дела? – спросил Сопьян, разглядывая свои запястья, украшенные наручниками.
– Не шуми, – попросил Кряжин. – Я из прокуратуры. В Москву не поедем. Пока, во всяком случае. Садись на пассажирское, я сяду за руль. Просто слушай и запоминай…
– …нет, звонить мы не будем. Говоришь, Санек сидел? Вот видишь, а ты говоришь – позвоним… Вы, вообще, часто перезваниваетесь? Вот видишь… Мы, Миша, будем ждать. Сунем свой ковер нетерпения в сундук ожидания и начнем считать секунды.
– План горит.
– Я решу вопрос с Илюшиным. Будем считать, что сегодня ты за рулем, но выходной.
Наручников на Мише давно не было, но он до сих пор тер запястья. Все, что ему теперь оставалось, это слушаться и повиноваться. Сначала повиноваться не хотелось, но этот высокий паренек, тот, что помоложе следователя из Генеральной, но и не их, не холмский, а третий, вдруг взял его за воротник свитера, подтянул к себе, а потом, гад… сунул пальцы в его ноздри и так больно стал поднимать вверх, что…
И при этом никто даже не думал его останавливать. Лишь этот, Желябин, кажется, удивленно так посмотрел… И не столько возмущался бесчеловечностью обращения, сколько дивился ловкости приема.
В итоге ничего плохого сделать не успел, а запястья уже исцарапаны, ноздри распухли.
Запугали до такой степени, что даже оставили его одного. Сказали: «Как позвонит Пикулин, сразу звони по этому телефону». И этот, самый старший из них, даже написал белым маркером на черной панели: 89439… Дальше Сопьян не запомнил, как ни старался. Теперь, чтобы позвонить, обязательно на панель посмотреть нужно. Как теперь этот номер с панели оттирать – одному богу известно.
Сказали – за каждым движением твоим и каждым словом следят извне. А сами уехали. Разбой, натурально. А все потому, что не нужно было ему в самом начале разговора заявлять: «Вы там у себя в столице беспредельничайте, а здесь вам вязы есть кому свернуть». Надо было не говорить.
Санька позвонил, и Сопьян, посмотрев на панель, быстро перезвонил. 89439… и еще шесть цифр.
Откуда извне?.. Лажа какая-то, ей богу. Как они могут следить за каждым словом? За движением – понятно, но за словом-то как? Извне…
С другой стороны – на Аллаха надейся, а верблюда привязывай. Бывший зэк чего-то натворил, а ему отвечать? Охота была…
Квартира была однокомнатная, сразу стало ясно, что обыск пройдет быстрее, чем предполагалось. Через четверть часа в квартире Пикулина посетителей прибавилось. Прибыли два милиционера из ГУВД, опера, которых вызвал Желябин, эксперт-криминалист из того же ведомства и двое понятых из соседней квартиры, которых пригласил Сидельников.
Пикулин вел не аскетический образ жизни, но и не утопал в роскоши. Жилье его имело все признаки цивилизации. Был телевизор, но экран был не плазменный, а обычный, хотя и «Sony», на подоконнике стояла стереосистема, но такие есть в каждом доме, где проживают люди, зарабатывающие чуть больше среднего. Холодильник, но не двухкамерный, мягкая мебель, но не из Италии. Чувствовалось, что хозяин любит чистоту и порядок, опрятен, и на кухне Кряжин не нашел ни одного грязного столового предмета, который лежал бы в раковине. Мусорное ведро пустым не было, однако было видно, что выносилось оно если не нынче утром, то вчера поздним вечером. Скорее, утром, потому что до утра таксист был за рулем, и вряд ли он специально заезжал домой для того, чтобы сделать в квартире уборку.
Мусорное ведро. Вот кладезь всех человеческих тайн. Людям, проживающим в благоустроенном жилье и выбрасывающим мусор в ведро, всегда кажется, что тайны больше нет. Мусор улетел в космос – так кажется им. Исчез безвозвратно. Такова психология людей, проживающих в благоустроенных квартирах. Записки они рвут до крошечных бумажных квадратиков, словно не подозревая о том, что для составления из этих квадратиков листа бумаги бывалому эксперту нужно не более часа. Презервативы, остатки ужина – все это, лежащее в одной куче, дает следователю возможность понять, чем человек занимался в истекшие сутки и даже каков круг его интересов.
На этот раз поиск принес очень мало результатов. Чем опрятнее и педантичнее фигурант, тем менее красочный его психологический портрет можно составить из помойного ведра.
С треском стянув резиновые перчатки, заимствованные у эксперта, Кряжин сел на стул над добытыми свидетельствами частной жизни Пикулина, разложенными на полу, и закурил.
Очистки ставриды, пустая бутылка «Старки», целлофановый пакет с жирными потеками, дурно пахнущий рыбой, а потому завернутый хозяином, как носок, содержимое переполненной пепельницы с пеплом и двумя десятками окурков сигарет «Мальборо», мусор из совка. Негусто.
– Сними «пальцы» с бутылки, – велел Кряжин вошедшему на запах рыбы эксперту. – В комнате что-нибудь нашел?
– Этот парень чистоплотен до изумления, – признался тот. – Вероятно, перед уходом из квартиры он делал уборку. Пол вымыт, пыль везде протерта, я не нашел ни одного отпечатка, за исключением нескольких на сливном бачке и одного на кнопке слива воды. Первые непригодны, последний попытаюсь идентифицировать.
Поскольку в кухне находился советник, туда никто не заходил. Не столько из чувства такта, сколько из соображений собственной безопасности. А то, знаете ли, есть такие следователи из Москвы, которые сразу, появись на кухне, скажут: «Тебе в комнате нечего делать? Пойдем, я тебе найду работу». Погрузив остатки прожитого Пикулиным утра обратно в ведро, Кряжин скинул пиджак и занялся остальными укромными уголками технической зоны квартиры.