Причалы любви. Книга первая
Шрифт:
I
На краевую конференцию Виктора Щербунько вызвали вместе с Борисом. Выйдя из самолета, они сразу ощутили ровное спокойное тепло, свойственное Хабаровску во второй половине августа. В их же городке чувствовалось приближение осени: уже около недели стояли прозрачные от холодного воздуха дни и появились первые паутинки близкого бабьего лета.
– Смотри, тополя еще ни одного листочка не уронили, – восхитился Виктор Щербунько, показывая на проносившиеся за окном такси ровно подстриженные тополя. – Дома у нас,
Виктор Щербунько умолк, вспомнив деревню, мать, Марину вспомнив, и воспоминание это отозвалось в нем тихой грустью. В последнее время такое с ним случалось нередко, и всякий раз он упрекал себя за то, что уже два года не был дома, не виделся с матерью и на все ее упреки отписывался занятостью.
Борис же молчал совершенно по иной причине. Глядя на знакомые с детства дома, улицы и скверы, он невольно ощутил острое чувство оторванности от этого мира, и лишний раз укрепился в своем намерении поговорить с отцом…
– Куда едем? – через плечо спросил таксист.
– Я, пожалуй, в гостиницу, – рассеянно ответил Щербунько.
– Не выдумывай! Поедем к нам.
– А это удобно?
– Послушай, Щербунько, мы так не договаривались.
– Сдаюсь…
– Амурский бульвар. Кафе «Встреча», – сказал Борис таксисту.
Дверь открыла Анна Ивановна и обрадовалась несказанно. Она поцеловала Бориса, поцеловала Виктора, забрала их портфели и унесла куда-то в комнаты.
– Слышь, Борька, – зашептал Щербунько, – у меня такое чувство, словно бы я опять в институте учусь.
– И у меня тоже, – сдержанно улыбнулся Борис.
– Что же вы там шепчетесь? – услышала Анна Ивановна. – Проходите. Новости рассказывайте. Как там Вика, Лена?
– Все нормально, мама. Тебе большой привет передают.
– Спасибо. Боря, вам ванну готовить? – Анна Ивановна уже хлопотала на кухне.
– Помоемся хабаровской водичкой? – кивнул Борис на ванную комнату.
– Идет.
– Мама, готовь!
– Хорошо, Боренька. Сейчас я вам чистое полотенце достану.
– Отец вечером будет?
– Обещал… Да ведь у него на дню семь пятниц. Сейчас какую-то японскую делегацию принимает.
– Щербунько в Славкину комнату?
– Конечно. Я кровать застелю.
Щербунько, «несколько одичавший в холостяках», как он выражался сам, с удовольствием прислушивался к этому разговору, улыбался и пересматривал газеты, лежавшие на журнальном столике. Борис же, ошалевший от встречи с домом, ходил по комнатам, выглядывал в окна и вообще походил на новосела.
– Кто первый? – заглянула в гостиную Анна Ивановна.
Первым пошел Щербунько. Ванна была огромная, удобная, и, погрузившись в воду с хвойным экстрактом, Виктор блаженно закрыл глаза. Казалось, ничего больше и не надо, а лежать бы вечно в пахнущей тайгою воде и вспоминать то, что было в тайге пережито. Ну хотя бы тот случай, когда упавшей елью придавило Прохора Безрукова и он, четырнадцатилетний мальчонка, захлебываясь слезами, рубил эту ель, подваживал, а потом
– Зачем вытягивал, шельма? Лучше бы сразу…
Когда сели ужинать, пришла Светлана. Виктор Щербунько, сидевший спиною к входной двери, прежде чем Светлана успела слово сказать, вдруг почувствовал легкий озноб и смутное ощущение тревоги. Он удивился, оглянулся и, еще ничего не успев сообразить, по одним только глазам Светланы догадался: она почувствовала примерно то же, что и он.
II
В Хабаровске они пробыли три дня. Но с профессором им удалось поговорить только в последний вечер. Увидев Виктора Щербунько, Сергей Сергеевич нахмурился, ядовито сказал:
– А-а, провинциальное светило в Хабаровске.
– Сергей Сергеевич, – с упреком сказала Анна Ивановна, – что за тон?
– А он его хорошо понимает, – усмехнулся Сергей Сергеевич. – Извольте ко мне в кабинет, – пригласил, как приказал, профессор.
Щербунько с Борисом переглянулись и пошли за Сергеем Сергеевичем.
В кабинете профессора было уютно и покойно, пахло книгами и согретой на солнце кожей. Сели в глубокие старинные кресла. Ждали.
– Ну, деятели, с чем приехали?
– На конференцию, – ответил Борис.
– Это я знаю.
Разговор долго не ладился. Профессор был явно не в духе и почти не слушал их. Борис обиделся и вышел.
– Чем вы там занимаетесь? – вдруг прямо спросил профессор.
Щербунько не понял и растерялся.
– Я хочу сказать: над чем вы работаете? Есть же у вас какая-нибудь мечта? Может быть, сердце хотите пересадить?
– Да нет, не хочу, – улыбнулся Щербунько.
– Я понимаю, – опять нахмурился Сергей Сергеевич, – хорошо сделать операцию – значит много… Но неужели и все?
– Нет, не все, – улыбнулся Щербунько.
– Почему вы не пошли ко мне?
– Хотел практики и самостоятельности, – Виктор Щербунько невольно стал отвечать так же отрывисто, как задавал вопросы профессор.
– А теперь?
– И теперь хочу…
Профессор встал и прошелся по кабинету.
– Понятно, – хмыкнул он. – А на ваше место, дорогой Виктор Николаевич, пусть приходят неучи, ничего в медицине не смыслящие и не желающие смыслить, так, что ли? И они приходят, их подталкивать не надо. К вашему сведению, Виктор Николаевич, лучше десять бездарных хирургов в провинциальных городках, чем один бездарный преподаватель в институте. Ошибку хирурга еще можно поправить, можно вывезти больного сюда, в краевой центр, а вот ошибку преподавателя исправить нельзя. Будьте уверены, бездарный преподаватель непременно выпустит в жизнь не менее бездарных учеников. – Профессор окончательно рассердился и грозно остановился перед Виктором. – Так чем же, разрешите полюбопытствовать, вы теперь занимаетесь? Ради чего вы пожертвовали кафедрой?