Причалы любви. Книга вторая
Шрифт:
Андрей, лежа в постели поверх одеяла, читал книгу. Едва Вячеслав приоткрыл дверь в палату, как он тут же поднял глаза, и счастливая улыбка расплылась по его крупному лицу. Он поспешно сел, отыскал ногами тапочки под кроватью, но Славик сделал знак рукой, чтобы он не вставал, и, подойдя, протянул руку.
– Ну порадовал! – усадив Вячеслава на стул, возбужденно говорил Андрей. – Мне Валюха сообщила, мол, должен приехать Вячеслав Сергеевич, а я не верю, думаю, когда это он сюда соберется… Раньше, думаю, я выздоровею да к нему в Леденево нагряну. Буду, решил, прощения выпрашивать. Честное слово, Сергеич, я и Валентине так сказал.
– Какое еще прощение? – не понял Славик.
– Ну как же, Сергеич, – нахмурился Андрей, – совестно мне перед тобой, честное слово. Вовек нам тебя не отблагодарить.
– Да ты это о чем, объясни, пожалуйста? – даже забеспокоился Вячеслав.
– Как же о чем, как же о чем? – Андрей взлохматил волосы на затылке. – Один раз тебе пришлось из-за меня семь верст киселя хлебать по Грустинке, не прошло и недели, а я вот он – тут как тут, друг сердечный – таракан запечный… И опять тебе сколько мороки доставил. А тут и Валюха на твоих родичей свалилась, как приданое из сундука… Женщина, понятия никакого, что тут она сиди или в Мухе – результат один…
– Знаешь, Андрей, – нахмурился Вячеслав, – я на тебя не буду обижаться за эти слова только потому, что ты еще болен, но в другой раз… Можно подумать, ты бы в таком случае поступил как-то иначе… Нет ведь? Так о чем может быть речь?
– Ясно. Вопрос погасили.
– Как здоровье?
– Начал ходить… Правда, пока немного, но – сам! Понимаешь? От постели до окна дойду – сердце колотится так, словно в гору поднялся, а мне все равно хорошо: хожу! Профессор говорит, что через пару недель и на выписку можно. Это, конечно, здорово, но только я хочу его попросить, чтобы пораньше… Через недельку, например. У Валюхи сроки подходят, понимаешь?
– Понимаю, – ответил Славик, хорошо зная, что просить в таких случаях отца бесполезно: сколько положено, столько Андрею и придется отлежать. Вот если уговорить его перевести Андрея в Леденевскую больницу… Но ведь, собственно, больницы как таковой пока еще нет. Только стены над фундаментом подняли…
– Что, не отпустит? – насторожился Андрей.
– Боюсь, что нет, – честно ответил Славик. – А почему бы Валентине не лечь в роддом здесь, в Хабаровске? Здесь и уход, и условия лучше нашего.
– Оно конечно, – увял Андрей, – да должен человек на своем месте родиться, одним словом – дома… А то ведь получится, как в инкубаторе. А после него люди шляются по земле, не помня дома и родства…
– Я, конечно, попробую поговорить с отцом, – неуверенно пообещал Славик, – но он у нас человек такой, как бы тебе сказать…
– А чего тут говорить, – перебил Андрей и улыбнулся: – Я теперь тоже его немного знаю.
Так они говорили, а солнце медленно опускалось за деревья, выкрасив вершины тополей в ярко-оранжевые тона. В саду жгли листья, и горьковатый дым вплыл в палату, пересилив запах свежих простыней и теплой масляной краски.
– Ты мне все по порядку расскажи, – попросил Вячеслав, – с самого начала и до выстрела.
И Андрей рассказал, начав с того, как не удалось ему тайком от Вали сбежать на речку, и как услышал он от Стасика о начавшемся ходе кеты на нерест, и как увидел Рашидку на берегу речки. Когда Андрей закончил свой рассказ, Вячеслав взволнованно спросил:
– Он же тебя предупредил, Рашидка, зачем же ты еще раз поехал за ним?
– Надо было ехать, Сергеич, тут уже зло на зло пошло…
– Но ты ведь знал, что он свое слово сдержит?
– Знал…
– А как же Валя тогда?
– Если честно, Сергеич, забыл я о ней в тот момент. – Андрей завозился на кровати. – Больше того, Сергеич, я ведь уже догадывался, в чем дело. Да что догадывался – точно знал, куда и зачем Рашидка путь держит. Такое удобное место ведь одно на Грустинке: со старицей, перекатом, узким русловым течением под скалой. А значит – мог я в этом месте Рашидку в любое время накрыть… Сообщить Груздинскому или, в крайнем случае, тому же Тигру Ильичу и накрыть Рашидку с поличным при свидетелях. Все это так, но надо знать и другое: сколько я за Рашидкой побегал, сколько он нерестовой рыбы сгубил и денег на книжку положил, пока меня к этой старице вывел! Понимаешь, Сергеич? И мог ли я в тогда же не довести дело до конца, не схватить Рашидку за руку?
– А вот ты, когда ружье увидел, когда уже знал, что в тебя сейчас выстрелят, о чем ты подумал?
– Да не знал я, что он в самом деле выстрелит, – махнул рукой Андрей, – откуда мне было знать? У меня ведь уже и следователь побывал, тоже расспрашивал… А Рашидка в первый раз над моей головой пальнул, с первого ствола-то, потом уже поправку взял, и вот тут я, может быть, за секунду, понял, что Рашидка на убийство пойдет… Ну а сделать… ничего сделать уже было нельзя. Тут загвоздка в другом, Сергеич… – Андрей напрягся, задумался, и его неожиданное волнение сразу же передалось Славику. – Понимаешь, сдается мне, что я там, у Рашидкиной лодки, еще одного человека видел. А Рашидка следователю говорит, что был один. Может, мне этот человек и пригрезился, пока я в беспамятстве был, но почему тогда Рашидка из дому без сетки выехал? Ведь не спиннингами, в самом деле, кету он собирался ловить? Да и стрелять по мне зачем ему было? Ну, пристал к старице, хотел мне голову поморочить, ну – припугнул даже: над головой стрелил, а вот зачем все-таки на убийство пошел? Это мне непонятно… Следователь там покрутился, угли от костра нашел, карандашный огрызок и чего-то еще, но это не улики…
– Ладно, Андрей, тебе вредно расстраиваться. А вот как выздоровеешь окончательно, вернешься домой, соберемся вместе с Груздинским и подробно поговорим. У него тоже к тебе какие-то вопросы есть, что-то он хочет у тебя уточнить… – Вячеслав, понизив голос и кивнув на соседа, спросил: – Мы не мешаем?
– А кто его знает, – пожал плечами Андрей.
Потом, само собой, разговор перешел на пожары. Вячеслав рассказал о том, как горело Леденево, как спасались люди и как до сих пор бродят по тайге одичавшие коровы.
– А вот мужики из Мухи – просто молодцы! – возбужденно говорил Славик. – Они заранее догадались обпахать село, а потом еще и бульдозером ров прорыли с той стороны, где лес близко к домам подходит. А наши, Леденевские, понадеялись на речку, на естественную водную преграду, как говорит Охотников. А пожар-то возьми и приди совершенно с другой стороны, да еще с таким ураганом, что и Грустинка ему была не преграда.
– Сколько леса пропало, – вздохнул Андрей, – сколько ключей и ручейков теперь пересохнет, и сколько деревьев еще упадет. А нет леса – не будет на берегах и островах Грустинки задерживаться снег. А без снега, Сергеич, промерзнут до грунта нерестилища и погибнут миллионы мальков… И сколько ягод и грибов не увидит тайга, стало быть, птицы и звери останутся без привычного корма и откочуют в другие угодья. Но там-то свои нахлебники у тайги, вот и начнутся болезни, голод…