Причалы любви. Книга вторая
Шрифт:
– А я готов был в драку полезть за то, что ребята так быстро собрались и загрузились в самолет. В другой раз кто-то обязательно опоздает, что-то забудут, а на этот раз все шло как по маслу. Взлетели, смотрю в иллюминатор – вроде не видно тебя, так и решил, что ты в последнюю минуту передумала ехать…
– Ну что ты! Как бы это я могла передумать? Ты бог знает куда отправляешься, а я вдруг взяла и – передумала? Хорошенькое дело…
– Да это было не так уж и далеко, каких-то восемьсот километров.
– Ничего себе!
– До Москвы – девять тысяч…
То до Москвы, а ты на пожары летел… Я за тебя очень боялась, у меня чувство такое было… нехорошее…
– Ну, это совсем напрасно, – Огонек осторожно привлек Лену и поцеловал. – Чего за меня бояться? Это я за тебя – боялся!
– Ты – за меня?! – Лена отстранилась, с удивлением и недоверием вглядываясь в лицо Огонька. – С какой стати? Что со мной могло случиться?
– Думал, переедешь в Хабаровск и забудешь, как обещала…
Наступила пауза, во время которой Огонек убрал руку с плеча Лены. Слышно было, как по соседней аллее прошел человек: листья, прихваченные ночными заморозками, чуть ли не кричали под ногами прохожего. И как-то неприятно, на одной ноте, поскрипывал за их спинами надломленный сучок.
– Я хотела, но у меня ничего не получилось, – тихо призналась Лена. – Я ведь и в твою авиабазу звонила, узнавала о тебе. Понимаешь, все о пожарах говорят: дома, на остановках, в магазине, а от тебя нет никаких известий. Я как дурочка чуть ли не каждый день на почту бегаю, меня уже там, у окошечка, узнают, а писем все нет. Каково! – Лена горько усмехнулась и искоса посмотрела на Огонька. – Как же тут забудешь?
– А очень хотелось?
– Вот я и позвонила, – словно не услышала вопроса Лена. – Разговаривала, как видно, с очень отзывчивым человеком… Он мне все объяснил: мол, связи с ними нет. Успокоил, так сказать. Кажется, Ковалев его фамилия…
– Ковалев?
– Да…
– Это же Вовка Коваль, – почему-то обрадовался Огонек, – мой земляк. Его самого потом в Бурятию кинули, до сих пор не возвратился.
– Вот, твой Коваль и сообщил мне: связь с ними потеряна. Представляешь мой восторг? Я бросилась в аэропорт, хотела к тебе лететь, но в самый последний момент остановилась. Даже не знаю, как это случилось, что я не улетела… Словно кто за руку придержал. А так бы…
– Что?
– Не знаю… Мы ведь теперь в доме Сергеевых живем, профессора Сергеева… Слышал?
– Приходилось.
– Он – умнейший человек, все с полуслова понимает… Как бы я ему потом в глаза посмотрела? Ну что бы я ему сказала о том, где была?
– А может, надо все сказать? Самой… Не ждать вопросов, – осторожно сказал Огонек.
– Может быть, – без выражения повторила Лена, словно бы не поняв того, что ей сейчас сказали.
– Жить есть где… У нас с матерью свой дом. Еще отец строил. Места всем хватит. Правда, далековато от центра, но жить можно. Все живут. А, Лена?
– Может быть, – еще раз повторила Лена, представляя что угодно, но только не себя в качестве хозяйки собственного дома. Ей это показалось так дико, так противоестественно, что она непроизвольно откачнулась от Огонька. «Гос-споди, – подумалось ей, – они, может быть, и корову держат. А уж кур, уток – наверняка. И вот я утром в валенках (почему-то обязательно в них), в тяжелой куртке с тазом в руках. Сыплю зерно птицам. Они налетают со всех сторон, дерутся, жадно клюют и тут же гадят. Весь двор и снег вокруг двора изгажен… А мне – корову доить. Такой низкий, с толстыми ножками стульчик. Ножки в засохшем навозе. Бок у коровы – тоже в навозе. И хвост, которым корова хлещет меня по лицу, когда я сажусь на маленький стульчик под ее теплый бок…»
Сама того не сознавая, Лена представила все так, как некогда было у нее дома, в ее родной деревне, где родилась и выросла она, пока не уехала в восьмой класс в соседнее село. Она никогда не думала, не предполагала, что вспомнит свой дом таким вот – чужим и чуть ли не враждебным. Неужели она так отвыкла от всего, что ее окружало в детстве?
– Что ты сказал? – переспросила она и смутилась. – Прости, я задумалась… Не так все это просто, Володя, я уже говорила тебе об этом… А Вика? Куда деть Вику? Дом для нее есть, это хорошо, а отец?
– Вот это мне не нравится, – Огонек встал, прошелся и вновь сел. Достал пачку папирос, но закуривать не стал.
– Что именно тебе не нравится?
– А то, что как только надо решать, ты прячешься за дочь… Оч-чень это удобно…
– Я мать, не забывай.
– Да помню я, помню, – Огонек все же закурил. – Ты замужняя женщина, мать, отвечающая за воспитание своей дочери… Ты об этом мне уже раз десять говорила…
– И еще десять раз скажу.
– Вот и отлично… Но все это, знаешь… Об этом так часто не говорят.
И в это время, спасая их от серьезной ссоры, на ветки единственного в парке бархатного дерева шумно упали пестро раскрашенные хохлатые птицы. Они были так близко, что к ним невольно тянулась рука. Лена, затаив дыхание, разглядела расписные черно-бело-желтые, с красными позументами крылья птиц, их черные галстучки… Весело перекликаясь, не обращая внимания на людей, птицы принялись клевать еще не опавшие темные ягоды. Лена уже видела этих птиц и не раз видела, но вот как их называют – не могла вспомнить. И Огонек, словно догадавшись об этом, подсказал:
– Свиристели…
– Это они? Почему же я их не узнала?
– Откочевали с севера, – невольно вздохнул Огонек. – Значит, там теперь уже снег… Да и у нас он не за горами.
Свиристели так же внезапно, как прилетели, снялись с хрупких веток и красивыми, волнообразными нырками скрылись в глубине парка. Лишь несколько ягод, неловко оброненных птицами, темнели среди желтых листьев, да раскачивались задетые ими вершинки молодых елочек.
– Мы не виделись почти два месяца, – глухо сказал Огонек, – а такое впечатление, что всего два дня.