Причём тут менты?!
Шрифт:
«Бдац! Баф!» Его кореша оказались умней, чем я ожидал, и резво попадали на пол, успев по разу нажать на спусковые крючки. «Дрынь!» Спешившие к ним на помощь коллеги также проявили незаурядный профессионализм и не стали заходить в ресторан. Кто-то из них просто высадил ногой внутреннюю дверь. Из предбанника тоже зазвучали выстрелы. Впрочем, теперь уже и южане — все до одного — шмаляли из своих стволов. Все, кроме одного, которому, похоже, пуля из «Макарова» напрочь отбила желание жить дальше. Он крутанулся вокруг своей оси и, пробормотав
Пришлось перепрыгивать через тело. Что я и выполнил с присущей мне неподражаемой грацией. И конечно же, в прыжке влетел в официанта с подносом на левой руке.
— Извини! — сказал я ему, не задержав шись, чтобы помочь собрать осколки. — Там пальба! Кстати, где у вас выход?
Клиенты не любят стрельбы и всегда стараются сбежать при ее возникновении. Эта аксиома также сослужила свою службу при составлении плана операции «Ящерица» — она, счастливая, способна безболезненно терять хвосты! И посиневший от боли и удивления официант только махнул рукой.
— Там…
Я его уже не услышал. Казалось, в зале затеяли перестрелку дудаевцы и ельцинисты, с таким азартом работали там ребята. Какая-то пуля рикошетом даже умудрилась просвистеть где-то совсем близко. Но я сориентировался на жест официанта и рванул в указанном направлении.
— Ну, я пошел! — бросил я ему напоследок.
Кухня слева, сортир справа… Ах, какие запахи! Но я пересек сектор этой двусторонней газовой атаки за считанные мгновенья, выскочил в еще один коридор, пробежал по нему и пинком ноги попытался распахнуть последнюю дверь. Не получилось.
Я успел прыгнуть на нее всем телом и только потом понял, что она открывается внутрь. «На себя»! Или, как гласит табличка на двери одного маркета в рабочем районе, разукрашенная фломастером какого-то местного юмориста: «Пеняй НА СЕБЯ» и «Пеняй ОТ СЕБЯ».
Дернув за ручку, я без труда распахнул дверь и наконец выбрался из аристократического полумрака на свет послеполуденного солнышка. Печаль, беспокойство и благодать охватили меня одновременно.
Благодать — потому, что на улице выстрелы внутри ресторанчика были почти не слышны.
Печаль — оттого, что далекие отзвуки все же еще достигали моих ушей.
А не увидев на улице Гаррика, я успел почувствовать серьезное беспокойство.
— ДИМА!!!
Ну и молодец этот парень! Он уже успел тормознуть тачку!
Я бросился к машине, из которой меня окликнул Алферов. Глазеть по сторонам не имело смысла: как и предполагалось, служебный выход «Эг-нога» на какую-то узенькую Улицу, перпендикулярную Пушкарской. Какую именно? Но это ведь и не так важно, правда? Гораздо важнее то, что мы зашли в некое место с Большой Пушкарской, а вышли — совсем в другом месте и уже без хвоста.
Операция «Ящерица» с успехом завершилась.
— Улица Дыбенко! — резко приказал я водиле, запрыгивая в тачку.
— Да не ори ты зря, я уже
И мы рванули. Точней мы с Алферовым закурили, а таксист дал газ. Когда мы через пару секунд в темпе пересекали Пушкарскую, я успел заметить стоящие у тротуара машины — «пятерку» и «девятку». Два или три человека, укрывшись за ними, лупили из длинноствольных орудий в глубь кабака, не стесняясь никаких свидетелей. Какие свидетели, если борьба не на жизнь, а на смерть! А говорили: «На миру и смерть красна… " Нет, умирать ребятам не хотелось.
Свидетелям тоже — на этом участке Пушкарской всякое одностороннее движение прекратилось. Заслышавшие пальбу пешеходы вжались в стены домов; а проезжие автомобилисты, замечая стрелков, сразу же резко разворачивались или тормозили. Успела возникнуть солидная пробка, чуть было не захватившая и нашу машину. Вот славно бы мы избавились от хвоста, если б сейчас в ней застряли!
Все же нам удалось проскочить. С трудом.
— Во как! Во распоясались бандюги, а? go беспредел! Посреди проспекта! — возбуж денно поделился с нами водитель.
По логике жанра следовало ответить ему: «И не только посреди проспекта, милок!» — и сунуть пушку под ребра. Но ни я, ни Гаррик не стали гоняться за внешними эффектами.
— Ну их к черту, бандюков, поехали быс трей, отец, — устало попросил Гаррик.
И я тоже почувствовал, как на меня навалилась такая же усталость. Когда мы выбегали через служебный выход «Эг-нога», нам хотелось смеяться тем смехом, с каким дети восторгаются удачной проделкой. Но подрагивающее напряжение оставило наши мышцы, наступила реакция. Пока мы не выехали с Васильевского, то Алферов, то я попеременно оглядывались, ерзая на сиденье. Таксист наверняка решил, что у обоих его пассажиров геморрой. Понятно, мы нервничали по другой причине.
Я помнил, что ящерица легко теряет хвост, но так же быстро он отрастает у нее вновь. Но чуда регенерации не произошло, окончательно убедились мы в этом уже за площадью Александра Невского: наша тачка перебиралась на левый берег, а за нами так и не пристроилось никакой навязчивой машины. На Старо-Невском перед площадью я специально попросил таксиста дать кругаля по Полтавским-Тележным-Гончарным и прочим окрестным проулочкам. Нет, никто не свернул с магистрали за нами вслед, никто не повторил нашего маршрута.
Когда такси перевалило через Александ-ро-Невский мост, отсутствие слежки казалось доказанным и очевидным.
— Спасибо тебе, Гаррик, — борясь с навалившейся усталостью, пожал я руку Алферова. — Мы очень редко употребляем слова вне иронического контекста, но действительно, спасибо. Когда утром ты решил искать Настю вместе со мной, ты… словом, это по-дружески… ведь тебе можно было б сдаться знакомым милицейским и против тебя никто ничего не наскреб бы! В конце концов, это не ты был на углу Искровского и Грачева, когда там спустили Михалыча…