Придет вода
Шрифт:
Виктор Стенин. Тула, январь 1992 г.
«Ура! Бум-Бум!», Ростов-на-Дону, 10/93 г.
из статьи: О ХЛЕБЕ НАСУЩНОМ
…Этим Смыслом он перечеркнул все. Все, что было и будет, кроме себя. Егор — маленький мальчик, надевший дедушкины очки, но такой смелости и прозорливости не видел никто. Потом дружно увидели, но поздно. Он ушел в себя. Ушел, как уходит несобранный Хлеб. Саша, стоявший явно в стороне, со своей колокольни так проникновенно жал:
…ВсеЕгор вторил:
…Мы убили в себе государство…Янка. Девочка Янка из сказок, заплетавшая сашину косу вместе с Егором:
…Убей в себе государство…И отныне, он брат ей. Талантливой до невозможности, но женщине, так не вовремя ушедшей:
…Фальшивый крест на мосту сгорел, Он был из бумаги, он был вчера. Листва упала пустым мешком. Над городом вьюга из разных мест…Они разрушали, но только для того, чтобы прахом посыпать Пашню. Если не боялся — через них находил Сашу. Если гений — находил всех троих. Если Бог — прибавлял к ним все остальное, что было, будет: литературу, живопись, новые формы самовыражения…
Если человек — брал гитару и пел:
…Если нет колоколен — стучи головой о стену. И до тех пор, пока не найдут тебя рядом сидящие. Сотый раз, миллиардный, вскрывай, раздавай свои вены, Для того, чтобы быть Хлебом-солью, И болью, и Матерью…Потом исчезли и они. Исчезли все. Так захотелось немного порычать и поплакать. Гребенщиков сказал: «Я уезжаю в деревню». Наверное, хотел посадить Хлеб, но уехал в зелено-бумажную Америку. Егор все-таки отвернулся от земли. Он ушел в леса. В лесах часто пожары и совсем нет живых людей. (Хоть и «человек человеку волк», но все же…)
Мы разбились на миллиарды и стали вести статистику своей численности. Что, обмельчали? Да нет. Просто новый кузнец Прокл захотел испробовать свои крылья. Он еще не уверен, но уже — Смысл. Жизнь коротка. Кто посадит новый Хлеб, ведь каждый час рождаются новые звезды, новые песни, новая Великая Истина. Кто проникнется ею? Кто посадит новый Хлеб? Сейчас это важнее всего. Даже важнее жизни. Она обесценилась. Она превратилась в Хлеб насущный.
Дмитрий Март.
«Гуманитарный Фонд», Москва, 1/93 г.
УХОДЯТ, УХОДЯТ
Два года назад 19 мая, хоронили Янку
В рок-музыке перестали появляться новые имена. Да, в московской «Горбушке» проходят целые серии концертов, но ведь выступают группы, созданные более десятилетия назад, музыканты уже отходящего поколения. Почему же в стране, «где живут гениальные дети», перестали вырастать гениальные рок-музыканты? Раз все можно, то ничего уже не нужно?
Как представить себе скитальца Сашу Башлачева, окруженного почестями, с толпой фанатов у подъезда, требующих автограф? Сколько об этом сказано, понаписано. Да, если переделать слегка фразу Виктории Токаревой «от разделенной любви рождаются дети, от неразделенной — песни», то действительно: горе, неурядицы, поиски себя, непризнанность — самый обильный источник вдохновения для поэта. Трудно сейчас быть гением, когда тебя одолевают мысли о зарубежных гастролях или о том, какой цвет машины сейчас в моде. Только и остается сказать, как знаменитый АКВАРИУМ: что бы группа теперь ни создала, свое главное они уже сказали.
Янка Дягилева. Кому — яркое весеннее солнце над головой, а ей — речная вода. Как пела она: «Сердцу — платок, камень на шею».
Что означало ее самоубийство? Непростительную слабость, неумение перенести удары судьбы (Ведь у Яны умерла мать, было много горестей в недолгой жизни), зацикленность на себе? Но ведь она «хотела помочь всем», таскала домой собак и кошек, в ней жила любовь к живому. Яна была неоспоримо талантлива, могла бы оставить благодарному потомству куда большее наследие. А может, это было то, что получило название «кризис жанра»? Правда, за несколько дней до конца она написала очередное стихотворение…
Не хочется такому верить, но видится, что недолго осталось расти этому удивительному, во многом трагичному жанру подвалов, «травки» и стареньких гитар. Уходят, уходят, кому расчищают место?
Юля Немцова.
«Культура», Москва, 22.05.93 г.
ПЛАКАЛИ МЫ, ПЛАКАЛИ
Девятое и семнадцатое мая — эти дни вписаны черным в историю русского рока. Два года со дня смерти Янки.
Кто-то недоуменно пожмет плечами, услышав это имя. Им объяснять бесполезно, не поймут. Другие соберутся за столом, помянут, вспомнят. А еще…
Кладбище становится местом паломничества. Отовсюду съезжаются люди: из Кемерова, Барнаула, Красноярска, Томска… И это можно понять. Во все времена людям был нужен «последний герой», тот, над которым можно поплакать, которому верил, и у которого находил ответ на все вопросы. У каждого он свой…
Но, если честно, то меня в этом году, девятого, на кладбище не было. И не только из-за плохой погоды, а главным образом из-за того, что там было. Да, кстати, то же самое, что в прошлом и позапрошлом годах.
Хиппующие девочки, истерично рыдающие при каждом упоминании имени Янки, кликушество и пустые бутылки.
И Боже упаси того, кто хочет как-то выразить свое отношение к этому, не вписывающееся в заранее написанный сценарий! Зачем превращать все это в спектакль?
Конечно, каждому свое. Есть, безусловно, и искренние слезы, истинная горечь утраты. Но торговые палатки, фотографы… «…Вы загораживаете могилу!» и плакаты в метро, и как итог всего: «Продано!».
Это ведь было уже где-то, помните?