Приговоренный
Шрифт:
Лебедев вдруг почему-то задумался о названии улицы, на которой стояло здание прокуратуры. По старой традиции именем большевика из тридцатых в советское время называли минимум по одной центральной улице во всех городах страны. Годы прошли, сменились эпохи, идеологии. Большевики в массовом сознании и в государственном понимании сами стали «врагами народа». А улицы Кирова почти повсеместно остались. Особенно здесь, на Кавказе и в прилегающих к нему регионах. Почему? Потому что именно он приезжал сюда от имени центра устанавливать
«В одна тысяча девятьсот восемнадцатом…» – уточнил для себя следователь. Ровно сто лет назад. Казалось, он пытался поймать во всем какой-то символизм.
Чаще всего люди даже не помнят, кем был этот улыбающийся человек в невыразительном френче из хроники. Но улицы и площади с его звучной фамилией продолжают украшать уже новую Россию. Или не украшать…
Но подполковника сейчас заинтересовал не сам общефилософский факт, а то, из какого оружия были произведены роковые выстрелы в Питере в далеком 1934-м…
«Странно! И Кирова этого грохнули из пропавшего ствола, и этих всех… Опять символизм какой-то! Зачем он мне?!»
Максиму очень не хотелось оборачиваться. Майор был сложным объектом, сильным, уверенным, несгибаемым. И опытным – это главное! Ни одной зацепки.
«Или он слишком умен… или я ошибаюсь!» – Максим понимал, что надо заканчивать. И так разговор затянулся. А прогноз погоды сбывался прямо на глазах, хотя дождь в последние пятнадцать минут подутих. Но это было лишь затишье перед бурей…
– Значит, сказать вам больше нечего, Михаил Александрович? – Максим, еле сдерживая раздражение, выжимал пакетик с чаем, обмотав его вокруг видавшей виды ложки. Гребаный городишко! Даже чая заварить секретарь не может!
– Задавайте вопросы, я отвечу. Сам тексты придумывать не обучен, – Симонов сухо отрезал, не меняя интонации и не глядя в глаза следаку.
Максим несколько секунд добивал непослушный пакетик. Со стороны казалось, что он хочет выдавить из него больше влаги, чем это предусмотрено законами физики. Напряжение демонстрировало сложное состояние подполковника. В какой-то момент это заметили и Симонов, и молодой сотрудник, занимавшийся протоколом.
– Лейтенант, прикажи Свете, пусть принесет подполковнику юстиции Лебедеву нормальный чай, – не меняя интонации, выдал приказ Симонов.
Мукасев слегка неуверенно потянулся рукой к телефону, краем глаза наблюдая за Максимом.
– Отставить! – Следователь точным движением выкинул пакетик в не первой свежести пластмассовое мусорное ведро. – Занимайтесь своим делом, лейтенант. Подписывайте протокол и выключайте камеру.
Мукасев резко отдернул руку от телефонной трубки и быстро заполнил последние строки в протоколе. Пока кончик его ручки скрипел, выводя буквы и закорючки, Симонов безучастно смотрел в окно, игнорируя сверлящий его взгляд москвича. В полной тишине отчетливо различались лишь мощные удары крупных капель дождя, бомбардировавших металлическую кровлю.
– Подпишите здесь… и здесь… и расшифровку… Ну, вы знаете, Михал Александрыч! – Мукасев аккуратно указал на пустые места в нижних правых углах распечатанных листов допроса.
Михаил, не проронив ни слова, подписывал протокол. Аккуратно отодвинув от себя кипу листов и положив ручку, Симонов посмотрел в глаза попивающему чай, но явно раздраженному подполковнику:
– Могу идти?
– Да… пожалуйста. И не забывайте про подписку! – Максим отвел взгляд. Но заканчивать на этом он не собирался…
Лебедев отодвинул в сторону свой суррогатный чай и направился к выходу из кабинета. Встал у двери в выжидательной позе, краем глаза наблюдая за майором.
Михаил, не торопясь, поднялся со своего места, прихватил отложенные в сторону фуражку, черную папку и пошел следом за Максимом. Их взгляды, полные решимости и готовности к конфликту, пересеклись в момент, когда Симонов взялся за ручку двери.
– Слышал, вы сегодня дежурите? – Максим не торопился прощаться.
– Собираюсь.
– Странно! На месте вашего непосредственного руководства я бы давно отстранил вас от несения службы, – Максим явно хотел задеть Симонова, вывести его из состояния равновесия.
Михаил, понимая смысл его действий, реагировал спокойно. Конфликт ему не был нужен.
– Бог миловал! Вы пока на своем месте, а мое руководство – на своем. – Майор потянул ручку двери на себя.
Но следователь не торопился отпускать человека, из-за которого вся его собственная жизнь в последние месяцы наполнилась тревожным ожиданием и ощущением неправильности устройства мира.
– А что бы вы, товарищ майор, сделали с орудием преступления на месте настоящего убийцы? – Его «фирменный» взгляд, тот, который он пытался испытать на Ольге утром, теперь впился в глубоко посаженные немигающие глаза Михаила.
Майор не стал принимать участия в «соревновании». Допрос был окончен, все остальное к делу отношения не имеет. Опытный мент, Симонов знал это и не хотел тратить силы на лишние разговоры. Отведя взгляд в сторону раскрытой на треть двери, он на секунду замер и, не оборачиваясь, спокойным и бесстрастным голосом ответил:
– Я бы от него избавился. Навсегда.
– Значит, «макаров» этот нам не сыскать… и убийцу не прижучить?! Так, майор? – Лебедев сделал упор на последний вопрос.
Михаил не ответил, резко распахнул дверь до конца и вышел.
Следователь вернулся к окну, неприязненно наблюдая за собирающим вещи Мукасевым.
– Еще раз, лейтенант, будете прыгать под дудку допрашиваемого, я лично позабочусь о том, чтобы вы навсегда забыли про службу в любом государственном учреждении. Все понятно? – Голос проигравшего второй раз за день следователя звучал тихо и очень угрожающе.