Приход ночи (сборник)
Шрифт:
Черил склонила набок голову.
— Знаете, Антон, мне начинает казаться, что у нас действительно что-то случилось. Вы так это сказали... А Луис Мартанд — интересная личность. Он школьный учитель. Преподает в старшем классе общий курс наук.
— Школьный учитель! Боже милостивый! Черил...
— Но вам стоило бы его послушать. Он говорит, что учить ребят — одна из немногих профессий, при которых надо иметь некоторое представление обо всем на свете, потому что ребята вечно задают вопросы и легко распознают липу.
— Вот и вам следовало бы научиться распознавать липу. В общем, велите ему заткнуться, не то я сам это сделаю.
— Хорошо. Но прежде скажите, верно ли, что мы пересекаем гидроксильное облако и что термоядерная труба выключена?
Вильюкис открыл рот, но тут же закрыл его. Наступила долгая пауза.
— Кто вам это сказал? — спросил он наконец.
— Мартанд. Ну, я пойду.
— Нет, — резко произнес Вильюкис. — Постойте. Кому еще Мартанд все это рассказывал?
— Никому. Он говорит, что не хочет сеять панику. Должно быть, я просто оказалась рядом, когда это пришло Мартанду в голову, и ему надо было с кем-нибудь поделиться.
— Знает он, что мы с вами знакомы?
Черил чуть сдвинула брови:
— Кажется, в разговоре я об этом упомянула.
Вильюкис фыркнул:
— Не воображайте, что этот старый идиот, которого вы подцепили, лезет из кожи вон ради вас. Это он пытается через ваше посредство произвести впечатление на меня.
— Вот уж нет. Он даже специально просил ничего вам не говорить.
— Зная, конечно, что вы тут же отправитесь ко мне.
— Да зачем ему это?
— Чтобы посадить меня в галошу. Вы знаете, что такое быть термоядерщиком? Все тебя ненавидят, все против тебя. Потому что ты необходим, потому что...
— Но при чем тут это? Если Мартанд ошибается, как он может посадить вас в галошу? А если он прав... Он прав, Антон?
— Что именно он говорил?
— Я не уверена, конечно, что могу все вспомнить, — задумчиво сказала Черил. — Это было через несколько часов после прыжка. В то время все говорили, что звезд не видно, а без них путешествовать в глубоком космосе совершенно неинтересно. В гостиной только и было разговоров, что о следующем прыжке. А потом пришел Мартанд и заговорил со мной... Пожалуй, он мне симпатизирует.
— Пожалуй, я ему не симпатизирую, — угрюмо заметил Вильюкис. — Продолжайте.
— Я сказала, что скучно лететь, когда ничего не видно, а он сказал, что так будет еще некоторое время, и мне показалось, будто он обеспокоен. Естественно, я спросила, почему он так думает, а он ответил, что термоядерная труба выключена.
— С чего он это взял?
— Он говорит, что в одном из мужских туалетов слышалось негромкое гудение, которое теперь смолкло. А в стенном шкафу, где лежат шахматы, одно место всегда нагревалось от трубы. И теперь это место холодное.
— Это все его доводы?
— Он говорит, — продолжала она, — что звезд не видно, так как мы находимся в густом облаке; а термоядерная труба выключена, потому что здесь не хватает водорода. По его словам, нам может не хватить энергии для нового прыжка, и если мы станем искать водород, мы можем на годы застрять в этом облаке.
Выражение лица Вильюкиса стало свирепым.
— Он паникер. Вы знаете, что за это...
— Он не паникер. Он предупредил, чтобы я никому ничего не говорила, потому что это вызовет панику, и еще потому, что ничего такого с нами не случится. Со мной он поделился просто потому, что я оказалась рядом, когда эта мысль пришла ему в голову. Вообще же он сказал, что есть очень легкий выход из положения и термоядерщику это, конечно, известно, так что беспокоиться не о чем... Однако вы ведь термоядерщик, вот я и подумала, что надо спросить у вас, верно ли это все насчет облака и насчет того, что вы уже принимаете какие-то меры.
— Ни черта он не понимает, этот ваш школьный учитель. Держитесь от него подальше... Гм-м... А говорил он, что это за легкий выход из положения?
— Нет. Спросить его?
— Нет. Зачем мне это? Что он может знать? Впрочем... Ладно, спросите. Мне любопытно, что у этого идиота на уме. Спросите.
— Я могу спросить. Но у нас действительно неприятности?
— Предоставьте это мне, — отрезал Вильюкис. — И пока я не сказал, что у нас неприятности, считайте, что их у нас нет.
Он долго глядел на захлопнувшуюся за Черил дверь, сердито и вместе с тем растерянно. Что он намерен предпринять, этот Луис Мартанд этот школьный учитель, осеняемый идеями?
Если в конечном счете путешествие затянется, пассажиров надо осторожно к этому подготовить. Но кто станет слушать, если Мартанд уже сейчас обо всем раструбит?..
Почти яростно Вильюкис щелкнул тумблером, вызывая капитана.
Мартанд был строен, подтянут. Губы его все время, казалось, готовы сложиться в улыбку, хотя лицо неизменно сохраняло вежливую серьезность и словно бы даже надежду, как будто он постоянно ожидал услышать от собеседника нечто поистине важное.
Черил сказала ему:
— Я разговаривала с мистером Вилыокисом... Он, вы знаете, термоядерщик. Я передала ему ваши слова.
Мартанд с нескрываемым неудовольствием покачал головой:
— Боюсь, вам не следовало этого делать!
— Ему не понравилось...
— Конечно. Термоядерщики — народ особый, они не терпят, чтобы посторонние...
— Я это заметила. Но он уверяет, что для беспокойства нет причин.
— Конечно, нет. — Мартанд успокоительно погладил ее по руке. — Я ведь сказал вам, что из такого положения есть очень простой выход. Хотя допускаю, что Вильюкис не сразу до него додумается.
— До чего додумается? — Затем мягко: — Почему он не сразу додумается, если вы додумались?
— Но он специалист, милая девушка. Специалисты мыслят привычными для их специальности категориями. Им трудно от этого отрешиться. Мне же нельзя быть косным. Демонстрируя перед классом опыт, я почти всегда должен импровизировать. Я, например, никогда еще не работал в такой школе, где имелся бы миниатюрный атомный реактор; и когда мы проводили занятия в поле, мне пришлось смастерить термоэлектрический генератор, работающий на керосине.