Приход ночи (сборник)
Шрифт:
Патрульный Хокинс увидел эти глаза и обрадовался. Хоть это всего лишь Вернадски, но общество есть общество. Он радостно приветствовал Вернадски, вслушиваясь в его голос и не очень вдумываясь в содержание слов.
И вдруг все веселье из его глаз исчезло, уши по-настоящему вступили в работу, и он сказал:
— Минутку. Минутку. О чем это вы говорите?
— Вы что, не слушали, вы, тупой коп? Я весь выкладываюсь!
— Давайте не все сразу, по частям. Что там насчет силикония?
— Он у этого парня на борту. Называет его домашним
— Да? Шахтер на астероиде готов подружиться даже с куском сыра, если тот будет ему отвечать.
— Это не просто силиконий. Не один из этих маленьких зверьков в дюйм. Он больше фута в поперечнике. Не понимаете? Не понимаете? А я-то считал, что парень, который здесь живет, должен разбираться в астероидах.
— Ну, ладно. Допустим, вы мне объясните.
— Послушайте, из камней силиконий строит свои ткани, но откуда он берет энергию в таких количествах?
— Не могу вам сказать.
— Непосредственно от… рядом с вами никого нет?
— Нет. Хотел бы я, чтобы кто-нибудь был.
— Через минуту не будете хотеть. Силиконии получают энергию прямым поглощением гамма-лучей.
— Кто это говорит?
— Парень по имени Уэнделл Эрт. Знаменитый экстратерролог. Больше того, он утверждает, что уши силикония именно для этого предназначены. — Вернадски приставил два пальца к вискам и повертел ими. — Совсем не для телепатии. Они поглощают гамма-излучение на таком уровне, какого не могут достигнуть наши приборы.
— Ну, хорошо. И что из этого? — спросил Хокинс. Но он задумался.
— А вот что. Эрт утверждает, что на астероидах гамма-излучения достаточно только для силикониев размером в один-два дюйма. Мало радиоактивности. А мы видим одного в добрый фут, целых пятнадцать дюймов.
— Ну…
— Значит он с астероида, набитого ураном, с огромным количеством гамма-лучей. Астероид этот должен быть теплым наощупь, и у него такая необычная орбита, что до сих пор его никто не обнаружил. Но, допустим, какой-нибудь парень случайно наткнулся на этот астероид, заметил его температуру и задумался. Капитан «Роберта К.» не невежественный шахтер. Он парень образованный.
— Продолжайте.
— Допустим, он начал отбирать образцы для проверки и наткнулся на гигантского силикония. И понял, что ему невероятно повезло. И пробы ему больше не нужны. Силиконий отведет его к богатым жилам.
— Почему?
— Потому что хочет узнать вселенную. Он провел, может быть, тысячу лет под камнем и только что обнаружил звезды. Он умеет читать мысли и может научиться разговаривать. И может заключить договор. Послушайте, капитан ухватится за это. Добыча урана — монополия государства. Шахтерам, не имеющим лицензии, не разрешается даже использовать счетчики. Для капитана это превосходная ситуация.
Хокинс сказал:
— Может, вы и правы.
— Вовсе не может быть. Видели бы вы, как они окружили меня, когда я смотрел на силикония. Готовы были схватить при одном неосторожном слове. И вытолкали
Хокинс провел рукой по щетине, мысленно оценивая, сколько времени потребуется на бритье. Он спросил:
— Сколько времени сможете вы продержать этого парня на станции?
— Продержать его? Космос, да он уже улетел!
— Что? Тогда какого дьявола вы тут треплетесь? Почему вы позволили ему уйти?
— Трое парней, — терпеливо объяснил ему Вернадски, — каждый крупнее меня, каждый вооружен и готов на убийство. Что я мог сделать?
— Но что нам теперь делать?
— Лететь и схватить их. Очень просто. Я исправлял их отражатель и сделал это по-своему. У них полностью отключилась энергия через десять тысяч миль. А в трубопроводе Дженнера я установил трейсер.
Хокинс уставился на улыбающееся лицо Вернадски.
— Святой Толедо!
— И никого с собой не берите. Только вы, я и полицейский крейсер. У них нет энергии, а у нас есть пушки. Они скажут нам, где урановый астероид. Мы его отыщем и только тогдасвяжемся со штаб-квартирой Патруля. И доставим туда троих, можете сами пересчитать, троих урановых контрабандистов, одного гигантского силикония, какого никто на Земле и не видывал, и один, повторяю, один гигантский кусок урана. Такого тоже никто не видел. Вас производят в лейтенанты, а я получаю постоянную работу на Земле. Идет?
Хокинс был ошеломлен.
— Идет! выкрикнул он. — Сейчас буду!
Они почти догнали корабль, прежде чем увидели слабый блеск отражения Солнца.
Хокинс сказал:
— Вы им даже для корабельных огней не оставили энергии? Может, совершенно вывели из строя генератор?
Вернадски пожал плечами.
— Они экономят энергию, надеются, что кто-нибудь их подберет. Я уверен, что сейчас вся их энергия ушла на субэфирные вызовы.
— Если это и так, — сухо ответил Хокинс, — то я ничего не слышу.
— Не слышите?
— Ничего.
Полицейский крейсер приблизился. Добыча, с отключенной энергией, продолжала ползти на скорости десять тысяч миль в час.
Крейсер уравнял скорость и подошел еще ближе.
Лицо Хокинса искривилось.
— О, нет!
— В чем дело?
— Корабль пробит. Метеор. Бог свидетель, их достаточно в поясе астероидов.
Вся живость пропала с лица Вернадски и из его голоса.
— Пробит? У них авария?
— В борту отверстие размером с амбарную дверь. Мне жаль, Вернадски, но дело плохо.
Вернадски закрыл глаза и с трудом глотнул. Он знал, что имеет в виду Хокинс. Вернадски сознательно вывел из строя корабль, что может считаться уголовным преступлением. А результатом преступления является убийство.
Он сказал:
— Послушайте, Хокинс, вы ведь знаете, почему я это сделал.
— Знаю то, что вы мне сказали, и расскажу это под присягой, если понадобится. Но если бы корабль не был выведен из строя…