Приходи вчера (сборник)
Шрифт:
Между тем усталость брала свое. Брусилов то задремывал, роняя голову на лежавший на коленях карабин, то вскидывался и поводил стволом. А в какой-то момент окончательно проснулся, на интуитивном уровне ощутив опасность. Когда долго живешь в тайге, чувства обостряются. Иногда органы чувств — вообще единственное оружие, которым можно пользоваться.
В себя его привел непривычный звук. Нервы были настолько напряжены, что сонливость как рукой сняло. Костер догорал, и Брусилов немедленно подкормил его и только потом принялся за разбор своих ощущений. Итак, был звук. Чавканье, будто кто-то шел по болоту, не разбирая дороги, прямо к нему. Какой-то тяжелый зверь. Туман почти совершенно обступил кочку, служившую геологу привалом, но это был обычный таежный туман, знакомый и объяснимый законами природы. Разгоревшийся костер затруднял
И Брусилова охватило гадкое, сосущее чувство, что если сейчас он начнет издавать громкие звуки, то невидимое существо ринется на звук. Именно на звук человеческого голоса, а не на потрескивание костра.
А потом вдруг все закончилось.
«Будто, — говорил Виктор Иванович, — какая-то пружина внутри разжалась, и я понял, что бояться нечего. И спокойно заснул до самого утра».
Утром он уже знал, как действовать. С песнями и прибаутками, снова не таясь, удалось за день пройти половину пути к краю болота. В правой руке был наготове карабин, в левой — щуп, чтобы проверять дорогу. Туманная стена, словно живое существо, вежливо, но неуклонно держалась на том же расстоянии, но отступать не собиралась. Брусилов видел, как толкается за этой стеной что-то, следует одновременно с ним. Иногда звуки окружающего мира пробивались сквозь туман, но потом неизменно исчезали. А когда рядом раздавались чавкающие шаги, Брусилов сам замолкал. Но не останавливался.
На следующий день он вышел на твердую почву и с облегчением повалился на мох под елями. Туман подошел вплотную к подошвам его сапог. И Брусилов почувствовал, будто кто-то постучал по ним, словно твердой палочкой. Или большим когтем. В любом случае ноги он инстинктивно отдернул.
А в тумане послышались удаляющиеся чавкающие шаги.
И теперь уж Брусилов вчистил от болота. Да как вчистил! Побил все нормы ГТО по бегу по пересеченной местности.
Так, без остановок и на адреналине, шагал, пока неожиданно для себя не очутился на человеческой тропе, натоптанной до мелкой пыли, с выбитой травой. Местность показалась ему знакомой, но он не был уверен до тех пор, пока не вышел прямиком к той деревне, которую покинул четыре дня назад…
Деревенские встретили его так же радушно, спрашивали, почему вернулся, не забыл ли чего. Интересовались, много ли образцов набрал, и очень удивились, что нисколько. Но их удивление было не сравнить с изумлением самого Брусилова, когда он узнал от деревенских, что отсутствовал почти две с половиной недели. Они его обратно не ждали, он же сам подробно свой маршрут описал, и возвращение в деревню в его планы не входило. В ответ на рассказы Брусилова местные лишь недоверчиво посмеивались, подозревая какой-то подвох.
«Дело даже не в этом. — Виктор Иванович с непонятной ухмылкой потер подбородок, будто у него челюсть свело. — Деревенские глаза вытаращили, когда я заговорил про болото. Нет, твердят, никакой топи в лесу рядом с деревней. Да еще такой обширной. Уж они бы знали. Озерцо есть, но так, скорее лужа. Разве что снегом питается, а в основном полусухое стоит».
Брусилов тогда спорить не стал, просто карту расстелил на столе и смотрит: вот река, вот их деревня, вот та, куда он не дошел, вот между ними нежилая тайга. Тут его охватывает неприятное чувство, и особенно неловко перед посмеивающимися деревенскими, — никакого болота рядом с деревней на карте действительно нет. Но не полоумный же он, совершенно трезвый, не новичок, который карту читать не умеет и лужу от болота отличить не может.
Тут Брусилова один бывалый охотник в сторонку отводит и тихо говорит: «Старики былички сказывают, а в основном помалкивают, не мужицкое это дело. Был один Ваня, пропал на месяц, вернулся, а потом тоже про болото болтал. Так Ваня за воротник хорошо закладывал. Ты, мужик, лучше иди другой тропой. Будет подольше, да понадежней».
Некому про болото рассказывать, если никто не возвращался. Может статься, до сих пор там бродят.
Местные жители не одну и не две истории навскидку вспомнят, как трехлетний или четырехлетний ребенок, мальчик или девочка, не суть
Малым детям, невинным душам и умам, не замутненным цивилизацией и псевдонаучной мишурой, которую выдают за истину в последней инстанции, гораздо легче принять как должное все, что взрослому человеку трудно объяснить логикой и физикой, а потому стыдно признать.
На Брусилова тоже косо, с усмешкой, как ему казалось, посмотрели: мол, сломался геолог. Молодой парень, куда ему одиночество в тайге выдержать, озерцо с болотом спутал, три недели бродил. Бросай, мол, пить, коли не умеешь.
А он всю ночь потом думал, курил папиросы одну за другой. Думал и не додумался. Известная ему наука случившееся никак не объясняла, а больше опираться в своих умозаключениях ему, безбожнику, было не на что. Теория с болотным газом больше всего вписывалась в обычную картину мира, Брусилов в конце концов ее и принял. Черт, которого не бывает, с ним, с отсутствием по факту болота.
Через день Виктор Иванович отправился дальше, причем даже не потребовалось особенно пополнять запасы крупы, муки да сала. Пошел на этот раз от греха подальше подлинной тропе. Тридцать километров отмахал, там поднялся к обнажениям, работал несколько дней. Потом спустился в долину реки, вышел на известную тропу, выведшую через пять километров к просеке. А там через два дня просека привела к дороге, по которой геолог легко добрался до отмеченной по маршруту деревни, где оставил собранные образцы породы. Дневник Брусилов запечатал сургучной печатью у местного представителя власти, на которого возлагалась обязанность отослать в геологоуправление образцы вместе с этим самым дневником. А потом, отдохнув дня два, опять нырнул в таежные дебри выполнять комсомольское поручение.
В лесу, по народным представлениям, даже соблюдающий все правила человек может случайно наступить на след нечистой силы, пересечь тропу лешего, после чего взбешенная этим нечисть начинает напускать морок и туман, сбивать с пути, заводить в такую чащу, откуда никак не выбраться, заставляя заблудившегося человека кружить на одном и том же месте. Время при этом для заблудившегося либо растягивается, либо теряется, так что человек не в состоянии понять, сколько прошло часов или дней.
КОРОТКИЙ ПУТЬ
Можно было идти по асфальтированной тропинке, которая, делая широкую дугу, в итоге приводила к дороге, прорезающей поселок насквозь. В другие дни да при хорошей погоде я так и поступал. Тропинка к тому же шла мимо круглосуточного ларька, так что народу в той стороне хоть немного, но было, причем в любое время суток.
Но так получалось плюс двадцать минут, и эти минуты имели критическое значение, когда ты устал, замерз и хочешь побыстрее оказаться дома.