Прииск в тайге
Шрифт:
— Беда, Феня, Матвей с листовкой попался. Надо Григорию Андреевичу сказать. Сбегай к нему.
— Как же это случилось, Петя?
— А так. Стал Матвей ребятам в кузне листовку читать, а недосмотрел, что одна из продажных шкур тут же отиралась. Ну, он Матвея за руку: «Покажи, что читаешь, грамотей». Матвей растерялся, молчит, бумажку за спиной прячет, а шпик на него: «Смуту разводишь! Супротив царя идешь!». Крикнул своих, Матвея скрутили, в контору поволокли. На беду там Сартаков случился. Теперь дознаваться станут, где взял листовку.
Феня вернулась в дом, одела шубейку и вышла на улицу. Осторожности ради покружила по Зареченску и уже в темноте подошла к занесенной снегом ветхой избушке бабки Феклисты. Девушка часто навещала больную старуху, и ее приход не мог возбудить подозрений. В окне светился огонек. Феня вошла не постучав. Дунаев сидел за столом. Керосиновая лампа со сломанным стеклом, наставленным бумажной трубкой, освещала его склоненную фигуру. Кривой язычок огня, как пугливый зверек, заметался в стекле, и лампа закоптила еще сильнее. Ссыльный штопал пиджак. Подняв голову, он удивленно взглянул на позднюю гостью.
— Григорий Андреевич, худые вести.
Ссыльный вопросительно посмотрел на Феню.
— Суханова с листовкой поймали.
Дунаев поднялся, прошелся по избе, остановился у стола и подкрутил фитиль чадившей лампы.
— Когда?
— Под вечер сегодня. Самсонов прибегал, он и сказал.
— Та-а-к! — Дунаев снова зашагал по избе. На печи завозилась бабка. Феня посмотрела на Григория Андреевича. Вот он, тот, кого она любит: высокий, суховатый, лицо чуть удлиненное, худое, темные волосы откинуты назад, нос прямой и тонкий, взгляд задумчив.
— Суханова отвели в контору. Сартаков за него взялся.
— Так! — повторил Дунаев. — Надо предупредить всех. И немедленно. Это сделаешь ты… Когда вернешься домой, все книги, что я тебе дал — в печь. Слышишь? Все до единой.
— Жалко книги, Григорий Андреич.
— А людей не жалко? — резко ответил ссыльный. — И смотри, не попадись.
— Я-то? — с обидой возразила девушка. — Или забыли, как в Никольский завод ходила?
— Помню, — голос Дунаева потеплел. — Ну, иди, иди. Не время вспоминать прошлое.
— Григорий Андреич, а как же вы?
Хлопнула входная дверь. Вошел Топорков. Аккуратно пообил веником снег с пимов, развязал опояску.
— Да у нас гостьюшка, — сказал весело. — Здравствуй, Федосья Степановна. Чего так-то сидите. Давайте чайку попьем.
— Не время чаевничать, Василий, — прервал его Дунаев и рассказал о провале Суханова. Топоркова новость ошеломила.
— Надо уходить, Григорий Андреич, — заговорил он. — Хотя бы на время. Я достану лошадей.
— Уходить? А что скажут товарищи? Учуяли беду — и тягу?
— Верно, — согласился Василий. — Молва пойдет нехорошая. Оставаться тоже не след…
Феня переводила беспокойный взгляд с Дунаева на Топоркова. «Нельзя допустить провала кружка, — думала она. — А если схватят Григория Андреевича — это провал»…
— Григорий Андреич, вы у нас укроетесь на время.
— С ума сошла, — медленно и удивленно проговорил ссыльный, разглядывая бледное лицо дочки Ваганова. — Да понимаешь ли ты, что говоришь?
— Понимаю, Григорий Андреич. Вы укроетесь у меня… у нас, то есть, — спокойно поправилась девушка.
— Она дельное говорит, — поддержал Феню Соловей. — На Вагановых подозренье не падет.
— А как же твой отец? Он со мной даже не здоровается.
— Отец вас не любит, верно, но он не будет знать.
— Тогда как же ты это сделаешь?
— Мое дело. Собирайтесь, Григорий Андреич. Время идет.
Ссыльный одел пиджак, поверх него поношенный дубленый полушубок, рассовал по карманам кое-какие мелкие вещи. Скользнул взглядом по полке с книгами, по печи, где лежала бабка Феклиста и, подставив согнутую ладонь к бумажной трубке на лампе, дунул. Рыжий зверек подпрыгнул и исчез. Обгоревший конец фитиля засветился красной нитью. Все вышли из избы. На улицах Зареченска ни души. Мороз крепчал, забирался под одежду. У ворот Вагановых остановились.
— Я пойду, — тихо сказал Топорков. — Связь через Феню наладим. Если что — на время в Никольском заводе укроюсь.
Феня ждала Дунаева у крылечка. Провела его в сенцы, шепнула:
— Здесь подождите. Посмотрю, нет ли кого у нас.
Ссыльный молча кивнул. Оставшись один, подумал: правильно ли, что пришел к Вагановым. Следом за ним сюда может беда войти. Не лучше ли укрыться в другом месте. Но кому в голову придет искать его в доме зажиточного и набожного старателя? Притом дня через три он уйдет из Зареченска. Дверь скрипнула, и Феня позвала:
— Григорий Андреич, входите.
Девушка провела Дунаева через темную кухню в горницу и открыла боковую дверь. Засветила узорную лампу на высокой, толстого голубого стекла подставке. Встретилась глазами с гостем, оглядывавшим комнату, улыбнулась.
— Это моя комната, Григорий Андреич, сюда никто не придет, вы не беспокойтесь. Я сейчас чаю согрею.
— Не надо, Фенюшка, не хлопочи. Скажи-ка, есть ли другой выход отсюда? Вон там, как будто, еще дверь?
— Та дверь в соседнюю комнату. Когда гости случаются — в ней ночуют. Там есть выход в чуланчик, а по лестнице можно на чердак подняться. В той комнате вы и станете жить. Я сейчас печь затоплю, нахолодало за день-то.