Приказ самому себе
Шрифт:
— Ну что ж. Иди. Я еще подумаю, посоветуюсь с товарищами, тогда решим. Иди в класс…
Галина Николаевна возвращалась с завода в отличном настроении. Сегодня вместе с обычной она получила «тринадцатую зарплату» — семь новеньких двадцатипятирублевок. В магазине на Энгельса она высмотрела славненькое демисезонное пальтишко для Саши. Взяла в «Гастрономе» продуктов, конфет, чтобы как следует отметить праздник.
Едва она свернула в переулок и поравнялась с овощным ларьком, сзади рванули сумочку с деньгами, зажатую под мышкой. Она моментально
Зиновий не помнил, как оказался за дверями класса, вихрем промчался по пустому коридору, скатился по гремящей лестнице и, перепугав старушку швейцара, выскочил на заснеженный двор. Бежать! Куда угодно. От этих собраний, недоверчивых взглядов. От Елизаветы… Только бы не видеть, не слышать ничего!..
Едва он скрылся за углом гаража, хлопнула выходная дверь.
— Зинка!.. Зиночка! — в два голоса кричали Саша и Женя.
Он не откликнулся. Привалившись к железному боку гаража, Зиновий плакал. Обида тугой петлей сдавила горло. Ну почему не верят? Почему?.. Очнулся от холода. Плечо, которым он все еще опирался о стальную стенку, совсем занемело. С удивлением обнаружил, что раздет. Пальто и шапка там, в раздевалке. Но он скорее замерз бы насмерть, чем согласился бы вернуться в школу.
Громадное здание старинной постройки мрачно глядело на него темными глазницами окон. Только в двух местах на втором этаже горит свет. Слева светятся окна шестого «б». Там еще идет собрание. Говорят о нем. Спорят. Смеются… И больше всех, конечно, радуется Сундук. А справа горят люстры в учительской. Там тоже, наверно, говорят о нем. А может, уже исключили?..
Зиновий пошел вдоль здания и наткнулся на тамбур. Из полуоткрытой двери пахнуло теплом. Только теперь он почувствовал, как сильно замерз. Не раздумывая, стал спускаться по крутым ступеням вниз. За поворотом оказалась небольшая комната с цементным полом. По стенам змеились трубы отопления разной толщины. На низеньком диване с вылезшими пружинами сидел дворник дядя Вася и проволокой прикручивал метлу к длинной ручке. Он поднял глаза и, не удивившись появлению Зиновия, сказал, как старому знакомому:
— А-а, это ты. Ну гостем будь. Садись, грейся.
Зиновий боялся расспросов. Но дядя Вася будто забыл о нем. Связал одну метлу, вторую. Надежно насадил их на палки. Лишь изредка поглядывал да вполголоса пел нескончаемую, как сама степь, казачью песню.
Зиновий отогрелся. Стало клонить ко сну.
— Ну? — спросил дядя Вася, будто продолжая разговор.
— Да не виноват я… а они не верят. Вот честное…
— Не сори словом-то понапрасну, — оборвал дядя Вася. — Отогрелся?.. Ну и ладно. Скажи номер.
— Чего? — не понял Зиновий.
— Чего-чего! — добродушно передразнил он. — Вешалки! Без одежки, небось, домой не заявишься.
Зиновий назвал. Старик прошаркал сапогами к выходу и вскоре вернулся
— Спасибо, дядя Вася! Вот вы… только вы…
— Ладно, — усмехнулся старик, нахлобучивая на него шапку. — Скажи лучше: крепко ль на ногах стоишь? — и пояснил — Правда-то она бывает колючая. Не всем по нутру. Так ты как?
— Твердо! — глядя ему в глаза, ответил Зиновий.
— Ну, спасибо… — и, как взрослому, протянул руку.
Зиновий выскочил из теплой духоты подвала и захлебнулся чистым морозным воздухом. Странное дело. Сюда он спустился бессильным, подавленным. А теперь, несмотря ни на что, в душе родилась надежда: самое страшное там, позади… Откуда это? Что изменилось?..
Снег, три дня назад укрывший теплую еще землю, подтаивал. Тротуары, дорога были скользкими. Но Зиновий шел уверенной походкой человека, с которым ничего не может случиться. И вдруг, поравнявшись с Нахичеванским переулком, услышал отчаянный женский крик: «Держи-те!.. Дер-жи-те во-ра-а!»
Вниз к Дону по узенькому, закованному в ледяную корку тротуару кто-то бежал во весь дух. Сзади бегущего виднелась еще тень и слышались крики о помощи.
Зиновий инстинктивно посторонился, прижался к толстому дереву. Вор приближался. Что делать? Задержать?.. А вдруг он… Но это же жулик! Жулик! Он что-то украл у женщины… В тусклом свете фонаря Зиновий увидел, как что-то блеснуло в руке подбегавшего. «Нож! Если я задержу — он ударит!» Ноги вмиг ослабели. «Нож! Нож!» — выстукивало сердце где-то около горла. Но, когда бегущий поравнялся, он, против своей воли, отшатнулся от спасительного дерева и выставил ногу вперед.
Бегущий со всего маху упал на тротуар, проехал на животе по льду и ткнулся головой в другое дерево. Блестящий предмет вылетел из его рук, скользнул по льду, свалился на дорогу.
Сам не зная зачем, Зиновий бросился к человеку. То ли хотел поднять, помочь, то ли задержать, не дать подняться. И остановился пораженный. Упавший схватился за голову, будто пытался вырвать себе волосы, собрав их в пучок… «Фантомас!» — догадался Зиновий. Парню удалось сорвать с головы капроновый чулок, в котором он почта ничего не видел. И Зиновий отступил к забору. Перед ним был Сазон…
Сазон тоже узнал его. Секунду, ошеломленные встречей, они смотрели друг на друга. Потом Сазон вскочил, ойкнул и, припадая на ушибленную ногу, побежал в подъезд дома.
«Через проходной двор, — догадался Зиновий. — А там его сам черт не найдет. Догнать?..» Но он не тронулся с места.
— Сумочка! Где сумочка?! — крикнула подбежавшая женщина.
— Тетя Галя?..
— Зиночка?! — не меньше его удивилась Галина Николаевна.
Зиновий вспомнил о том, что что-то выскользнуло из рук Сазона.
Пошарил у бордюра и наткнулся на сумочку. Блеснула дужка замка.
— Эта? — задал он дурацкий вопрос. Будто ночью на дороге могли валяться десять сумочек.
— Эта! — Галина Николаевна, торопясь, открыла ее, обрадовалась — Все тут. Зарплата! Премиальные! Сашкино пальто… Зиночка, как ты здесь оказался?.. А куда делся тот?.. Кто это?
— Не знаю, — отворачиваясь, солгал Зиновий.
— Да будь он неладен! Утопленник проклятый!.. Главное, сумка! Как ты сумел отнять?!
— Он сам бросил…