Приказчик без головы
Шрифт:
– Мордасова ты убил? – спросил Крутилин.
Увы, увы, в ту пору экспертиза пуль и гильз пребывала в зачаточном состоянии. Определить, из одного ли оружия выпущены пули, не представлялось возможным.
– Ну а кто? Глебка доложил, что Мотя княгиню домой подвезла. А вдруг сболтнула, кто убийца?
– Но в квартире кроме княгини находились ее муж, дети, служанка, гувернантка! – перечислил Крутилин. – Вы их всех собирались застрелить?
– Патронов бы не хватило. Княгиню хотел и мужа. Вдруг она с ним поделилась? Ну а дети… Кабы проснулись, и их бы пришлось… А куда деваться – свидетели!
Сашеньку поразило, как
– Теперь я понимаю, зачем Иван Дмитриевич этот спектакль устроил. Ты, Челышков, – оборотень, вервольф, ошибка природы. Какой позор на мое отделение! – сокрушался полицмейстер Мозжухин.
– Вне себя я был, господин полковник. Сами представьте, каково это – любимой женщине голову отрубить!
– Помешательство пытаетесь изобразить? Не выйдет! – вскипел Тарусов. – После убийства Мордасова вы вполне разумно отправились к цыганам продавать лошадь и «эгоистку».
– Ну да, очухался малость… Решил, что дальше надо жить, слезами горю не поможешь, Мотю не вернешь! Даже в суд рискнул пойти по вашей повестке. Боялся, конечно… Вдруг-таки Мотя озарением своим с вашей супругой поделилась? Однако обошлось. Вернулся я на службу, доложился, господин ротмистр меня сразу к Осетрову домой отправил. Вдруг он в подвале спрятался? Однако Калину я в лавке не нашел, пошел обратно в часть. Смотрю, Александра Ильинична туда заходит! Я за ней, ворвался к Лябзину в кабинет, и не зря – княгиня с заявлением о пропаже Дондрыкиной пожаловала. Хорошо хоть Телепнева, а не меня заподозрила. Понял, что вишу на волоске. День-другой, и ко мне подберется. Увязался следом, а княгиня вдруг назад повернула. Нос к носу столкнулись. Струхнул я! На Большом проспекте народу много, по башке не стукнешь, рот кляпом не заткнешь. Если закричит – все, пропал Челышков! Но опять обошлось. Спросила она, как на Введенскую пройти. Я догадался, к кому идет, и огородами угол срезал. Зашла Александра Ильинична к Глебке, а я следом с поленом. Приложил от души, а за спиной вдруг: «Руки вверх!» Глупый жандарм, лучше меня в полку никто не стрелял. Потом сбегал на Кронверский, остановил телегу, сказал, что трупы надо в морг перевезти. Крестьянин худого не заподозрил, я ж в полицейской форме! С Глебкой вдвоем погрузили они тела и поехали. Я сзади шел. Ну а в сарае обоих того самого… И потом уж побежал к Телепневу, меня же к нему направили.
– А я думал, сразу ко мне! – с ненавистью сказал Тарусов.
– Про вас вспомнил, когда Осетров решил, что только вы его от каторги можете спасти. А ведь верно, подумал я, умен князь, прокурорского на суде под орех разделал, да и Крутилина тоже. А вдруг княгиня не сама, а по его поручению расспросами занималась? В общем, решил не рисковать. Жаль, предлог не сразу придумал. Если бы меня действительно Лябзин послал, уложил бы я ваше сиятельство прямо в коридоре. Дома ведь никого, дверь нараспашку. Приехал околоточный Челышков по заданию участкового пристава – и вот вам пожалте труп.
– Я видел, что вы размышляете, что никак не можете решиться, – вспомнил Дмитрий Данилович. – Но истолковал ваши сомнения иначе!
– А я прикидывал: поверят ли мне? В служебное время поехал вдруг в чужую часть, нашел труп. Подозрительно! А выстрелить и убежать было нельзя: дворник меня видел, швейцар, старьевщик на улице. Но когда, князь, вы признались, что с Мотей спали, вдруг вскипело, уже и револьвер
– Телепнева за что убили? – задал Крутилин последний вопрос.
– Когда княгиня воскресла, решил я его козлом отпущения сделать. Почему? Княгиня на него пальцем указала – раз, склад ему когда-то принадлежал – два. Заглянул к Осетрову, велел на Телепнева все валить. Помните, Иван Дмитриевич? Я ведь сам вызвался Телепнева у лавки караулить. А он, бесова душа, с Псоевичем сделку обмывал. В одиннадцать вечера меня сменили. Побрел я, расстроенный, что делать дальше, не знал. И тут слышу: Козьма едет, песни в пролетке поет. Уговорить пьяного добавить – дело пустяковое. На том же извозчике поехали к мосту Каменноостровскому, я сказал, мол, кабак хороший там знаю. Дальше пешком пошли. В сарае саблей его рубанул, в ногу себе выстрелил, револьвер ему в руку вложил. Все!
Эпилог
– Игната Спиридоныча сегодня задержали. Покамест запирается, но купцы, с ним сотрудничавшие, показания дают хором. – Крутилин потянулся к вазочке за шоколадной конфетой.
– Знаю, – небрежно махнул рукой Тарусов.
– Откуда?
– Жена Буваева приходила. Хочет, чтобы я защищал его в суде.
– А вы?
– Пока торгуюсь!
Теплая компания собралась после ужина в кабинете князя. Пили водку, настоянную на кедровых орешках и корице (Иван Дмитриевич коньяка не признавал), закусывали икрой и расстегаями с вязигой.
– Если Буваев арестован, значит, Антип работу потерял, – сделала вывод Сашенька и расстроилась: – Как же они, горемычные, теперь будут жить?
– Антип деньги от Осетрова получил, – сообщил Выговский. – Компенсацию за пользование Марусей.
– Откуда знаешь? – удивился Иван Дмитриевич.
– Маруся жаловаться приходила, – Антон Семенович затушил сигару. – Бьет ее теперь Антип каждый день. За то, что Осетрову уступила. Говорит, лучше бы померла!
– Каков мерзавец! – воскликнула Сашенька. – Чем Маруся виновата? Осетрова бы лучше избил!
– Тогда пролетел бы мимо денег, – развел руки Прыжов.
– Вы сможете ей помочь, Антон Семенович? – Сашенька посмотрела на Выговского умоляющим взглядом.
– А как? – тот пожал плечами. – Антип – муж! Имеет полное право.
– Почему у нас всегда страдают невинные? – с пафосом вопросила Сашенька.
– А шо? Кто-то еще пострадал? – встрепенулся Крутилин.
Диди тщетно пытался дернуть его за рукав – мол, лучше не надо!
– А то вы не знаете? – понесло Сашеньку. – Телепнев пострадал. Человека зверски убили, а после смерти обвинили в ужасных преступлениях. Убийца обвинил, между прочим! Но полиции честь мундира дороже истины. И нате, вот результат! – Сашенька схватила со стола сегодняшнюю газету: – «Император пожертвовал пятьдесят рублей на памятник погибшему от ран околоточному Челышкову». Какой позор!
– Александра Ильинична! – Крутилин опустил глаза. – Решение было политическим, вы сами слышали. Нельзя нам из-за одного душегуба тень бросать на всю полицию. Общественность и без того нас недолюбливает.
– И правильно делает!
– Главное, шо преступник не ушел от возмездия.
– А почему императору правду не сказали?
– Кто их знает, княгиня, что они там докладывают, – Крутилин кивнул на потолок. – Кажется, нам пора.
– Посидите еще! – Сашенька почувствовала неловкость.