Прикажите мне, принцесса
Шрифт:
— «Листок госпожи Вирузим»… Ничего себе!
— Похоже, вот куда ушли бумаги, украденные у короля… Да, была кража из его кабинета, это и есть та измена, из-за которой было столько шума, — кивнул Итилеан. — Слуг Л’Аррадон тоже инспектировал?
— Собрал всех, пустил какую-то магическую волну и потерял интерес, — София рассматривала копии писем, казначейский отчет и аккуратные строчки. — Так, значит, интриганы с неизвестными целями, о которых вы говорили, на самом деле пытаются подорвать авторитет короля!
— Это не самоцель. Пока еще непонятно, для чего им это нужно. Против короля периодически
— Уже? — вздрогнула София. Почему-то ее смертельно пугало, что все может начаться немедленно. Она рассчитывала на постепенное подпаивание зельем сначала слуг, затем… других слуг, а потом… все тонуло в тумане неопределенности. Потом должна была приехать Даиз, она обещала помочь, как только под действие зелья попадет кастелян, в чьей власти было дать ей работу — теплых местечек вроде помощницы кухарки, на которое удалось пристроить Софию, обычно было не получить. А реваншисты к тому же открыто говорили о войне. Об убийстве короля. И положить этому всему начало прямо сейчас? Но…
Но ведь она для этого приехала.
— От вас требуется только дать мне одну из этих бусинок с зельем, — поморщился Итилеан. — Пока что мы не планируем ничего серьезного.
— А что именно вы планируете? Или мне об этом знать не полагается? — воинственно поинтересовалась София.
— Откровенно говоря — не полагается, — усмехнулся Итилеан. — Не поднаторевшие в интригах особы королевской крови, пытающиеся вмешиваться — это, знаете ли, серьезная помеха. Но так и быть. Все просто. Феретти подпоит зельем свои два полка, расквартированные в Кадмаре, я — королевскую гвардию и дворцовую стражу. А скандал — отличная возможность начать обсуждение и властей, и Кервелина, и сравнения Молионов и Лерринтов… и так далее. А в пылу обсуждения и под действием зелья можно и не заметить, что дискуссия свелась к пропаганде…
— Зелье может не сработать, — напомнила София.
— Если бы я был уверен, что оно сработает, то не ждал бы подходящего случая завести разговор, а лично влил бы его в глотку каждому гвардейцу, — последовал ответ.
В воцарившемся молчании стук капель прозвучал особенно резко. Порывы ветра подхватывали целые потоки воды, швыряли их о стекло, заставляя искриться в ровном свете лампы под крышей — таком странно ровном по сравнению с тем, что творилось снаружи. И правда, щекочет нервы, подумала София. Что-то в этом есть. Какое-то неестественное мрачное удовольствие.
Она перехватила взгляд Итилеана и вздрогнула. Снова это странное выражение лица, заставляющее обычно бледные черты пылать почти фанатичным огнем… Оно пугало. Умом София понимала, что он не причинит ей вреда, но подсознание при виде зловещего блеска в серых глазах громко протестовало.
***
— Вы разве не идете на бал? — она поспешила заполнить молчание.
— Успею. Бал — не смотр войск, — отмахнулся начальник гарнизона. — А общество
— Я вам не кухарка! — София всерьез возмутилась и отвесила ему пощечину, прежде чем осознала, что над ней посмеиваются… и что она вообще-то скованно чувствует себя в обществе полусумасшедших лирдов. Итилеан поймал ее руку.
— Конечно, не кухарка. Вы принцесса, воспитанная народом — как там в настоящих «Сказках госпожи Вирузим»? — протянул он. — «И вскормили ее крестьяне, и двадцать лет жила она в их селении, а потом отправилась на земли Повелителя дождей. И заключила с ним договор — ее человеческое сердце в обмен на нечеловеческую власть… И вынул Повелитель дождей ее живое сердце и вложил в каменную гору, а принцесса получила нечеловеческую власть над всем тем миром, который знала. И стал дождь пожирать разум человеческий, и с каждым новым дождем принцесса получала больше и больше подданных. И стала царствовать, но не править, ведь нечеловеческая власть потому и нечеловеческая, что тот, кого она коснется, уже не будет человеком». Хороша детская сказочка, правда?
— Это просто легенда о происхождении дождя, пожирающего разум, — София передернула плечами. Горячие ладони Итилеана, в которых все еще покоилась ее рука, создавали зябкий контраст с ночной прохладой.
А Итилеан замолчал и поцеловал ее в запястье. Совсем как тогда, в прошлый раз… потом в ладонь, снова в запястье, выше… Его губы были сухими и горячими, но София застыла, точно скованная льдом.
Она решительно не понимала, как на это реагировать. Сначала обычный деловой разговор, потом вдруг сказка, теперь это… Среди Детей моря она всегда считалась неприкосновенной, выше обычных человеческих чувств, по крайней мере среди названных братьев, а всех остальных они успешно отваживали. И целомудренное воспитание Даиз, наверное, продиктовало бы оскорбиться, вырвать руку и покинуть балкон.
Изобразить возмущение, выставить Итилеана наглецом и негодяем, хотя подобное внимание было приятно ей самой — это считается правильным? Пошлость, еще более мерзкая, чем «неправильная» вседозволенность.
— Грейсон, что вы делаете? — неуверенно пробормотала София.
Итилеан поднял голову и мягко улыбнулся в ответ.
С нижних этажей, оттуда, где должен был бы находиться бальный зал, сверкнула вспышка. Лучи белого света прошили ночную тьму, подсветили капли дождя, затянули туманом бездну, затмили огни города вдалеке. Красивая иллюминация. Интересно, что там сейчас творится в зале, как выглядит та роскошная обстановка, от которой Итилеан отказался… ради общества Софии? Она бросила взгляд наружу. Сияние усиливалось.
— Как вам больше нравится — проявляю симпатию или демонстрирую покорность? — спокойно ответил начальник гарнизона. — Целовать руку, которая наносит удары, — удовольствие не хуже мести обладателю этой руки.
София дернулась. Это прозвучало так, словно он собирался перейти к мести немедленно. И неважно, что голос был мягким и ласковым — на голос вообще не стоило обращать внимания, ведь все могло перемениться уже в следующую секунду…
А в следующую секунду замок сотряс грохот.
Звук шел снизу. Со стороны все того же бального зала. Глубокий, всеобъемлющий, будто вся колоссальная гора содрогнулась.