Приключения 1976
Шрифт:
— Цветы принесите, — велел Терский арендатору. — Белые.
Арендатор кивнул и удалился, пятясь.
Владик вышел из оцепенения. Он пошевелил длинными сильными ногами в блестящих кавалерийских сапогах и внятно произнес:
— Наконец-то взяли негодяя.
Терский не откликнулся, но Аскар-Нияз поинтересовался:
— Кого?
— Азербайджанца этого, Гусейна, — Владик почесал горбинку на переносье, — давно я чувствовал, что от него разит комиссарским душком! За три версты чую. — Он внимательно посмотрел на Андрея и прочел в табачных глазах спокойную заинтересованность. —
Она безучастно курила. Лишь глубже затянулась дымом.
— Позвольте, князь, — Аскар-Нияз взял газету. — Гм-м, — произнес он, пробежав глазами несколько строк, и перевел:
— «Как стало известно из неофициальных источников, один из информаторов, регулярно поставляющий сведения русской разведке, — некий Гусейн-заде, выходец из Советского Азербайджана, человек средних лет, работающий официантом…»
— Аскар-Нияз швырнул на пол газету и порыскал злыми глазами по залу. — Скотина, а я его жалел! Думал, земляк, помогать надо. Задушить такого, и то мало!
— Теперь-то задушат, — откликнулся Владик. — Вы лучше о другом подумайте, поручик: сколько времени лизал этот пес нам ноги, а мы и не догадались, что он бешеный. Грош цена нашей ненависти к большевичкам, господа, ежели мы и впредь вот так будем хлопать ушами.
— Как ловко прикинулся, проклятый! — Аскар-Нияз ударил ладонью по колену.
— Вот я и говорю, — процедил Владик. — Наше время — время оборотней. — Он выдержал паузу, выпил и спросил: — Интересно бы знать, что думает по этому поводу господин Долматов-фис? [3]
3
Фис — сын (франц.).
Музыка смолкла. Все смотрели на Андрея. Два лохматых, презираемых всеми контрабандиста, сидевшие, впрочем, в почтительном отдалении, тоже оторвались от накрашенных подруг и уставились на русского.
Андрей отпил из рюмки.
— Я не силен в философии, — сказал он, — но коль вы настаиваете, извольте: оборотни характерны для любого века, и наш, к сожалению, не является исключением. Но не это самое страшное нынешнее зло.
— А что же? — Владик хмыкнул, раздув тонкие, глубоко вырезанные ноздри.
— Я думаю, господин Синяев, гораздо хуже, сохраняя благородный профиль, жрать из грязных рук… — Андрей выдержал долгий взгляд Владика. — Простите, но я пользуюсь вашим жаргоном.
— Я вас не понял, господин Долматов, — зловеще процедил Владик. — Извольте объясниться.
— Боже, господа-босяки! — Терский вскочил и деланно застонал, вскинув руки. — Не смешите кур. Вы еще друг друга на дуэль вызовете! Давайте лучше выпьем. — Он опрокинул в губастый рот рюмку и опять посмотрел на Асю. На неподвижном лице ее не было ни морщинки, ни складки. Густо накрашенный рот. Каштановые распущенные волосы легли на плечи. Зрачки в темных глазах неразличимы. Она смотрела сквозь Терского. Мужским движением Ася смяла в пепельнице недокуренную папиросу и поднялась.
— Мы здесь без церемоний, господин Долматов, — сказала она. — Пригласите меня танцевать. — И попросила: — Танго.
— Да, мадемуазель, — поспешно откликнулся кларнетист и прикусил мундштук.
— А вы — чужой, — сказала Ася.
Андрей смотрел на нее сверху, видел веки с синевой и неподкрашенные ресницы. Он прижал ее к себе, увел, послушную музыке и его воле, ближе к оркестру и спросил:
— Кому чужой?
— Всем этим. И мне — тоже.
— Не люблю загадок, — сказал Андрей.
Ася подняла темные внимательные глаза.
— Вы — сами для всех загадка.
Андрей наклонился и, коснувшись щекою Асиных волос, произнес:
— Мне льстит этот неожиданный ореол. Но я разочарую вас: я прост. До обидного прост.
— Владик вас сразу же возненавидел, — сказала Ася. — Вы это поняли. Он туп, но нюх у него, как у гончей.
— Вы слишком зло отзываетесь о своем друге.
— Я давно забыла, что означает это слово. Так вот, учтите. Князь Синяев способен на все и не медлит с решениями.
— Благодарю. Но чем я обязан?
— Не знаю.
— Чем же все-таки я прогневил его?
— Вам это отлично известно. Именно потому вы и ударили князя по самому больному. Синяев вам этого не простит.
— Досадно, — сказал Андрей. — Тем более что я не хотел обидеть князя Синяева. Теперь он зарежет меня или застрелит? Надеюсь, все-таки не из-за угла? Это не в обычаях русской аристократии.
— Вы безумец, — сказала Ася.
— Ну вот, видите, как все просто?
Он танцевал спиной к залу. Ася смотрела через его плечо на Владика. На лице ее появился испуг. Она остановилась, хотя музыка еще стонала и контрабандисты с подругами, повисшими на их шеях, едва вошли в раж.
— Пойдемте отсюда, — быстро произнесла Ася, — я возьму сумочку и выйду к мадам Ланжу, а вы посидите немного здесь, потом поднимитесь к себе, и через полчаса мы встретимся у мечети, и вы проводите меня. Только, ради бога, не приходите ни минутой раньше!
— Хорошо! — сказал Андрей. — Я принимаю условия вашей игры. Все это довольно забавно!
Она только вздохнула и сняла руку с его плеча.
— Как он отнесся к тому, что вы ушли? — спросил Андрей.
— Это случается часто и не удивляет ни его, ни кого другого. «Здесь нет ни долга, ни печали, ни вдохновенья, ни любви…»
— Чьи это стихи?
— Ничьи. Тут все — ничье.
— Тоскливо, — сказал Андрей. — Тоскливо и трудно. Я не имею права ни о чем расспрашивать вас, но там, в России, я представлял это себе иначе.
— Что?
— Да эту эмигрантскую жизнь. Мне казалось, что общая беда объединяет.
— «Господа-босяки», — Ася вздохнула. — Чего от нас ждать? Дайте-ка папироску.
Они присели на камень у разрушенной ограды. Улица была темна и пустынна. Воздух уже прохладен, но по-прежнему насыщен пылью. В свете ущербной луны едва угадывалось скопище плоских крыш, а над ними — большой купол старинной мечети.