Приключения 1976
Шрифт:
— Вы носите папиросы в пачке, — сказала Ася. — Придется подарить вам портсигар.
— Я оставил свой в пограничном городе, — сказал Андрей. — Вам не холодно?
— Если хотите обнять меня, не стесняйтесь; можете даже пригласить меня к себе. Я привыкла.
— Зачем вы так…
Ася вздрогнула, но тут же засмеялась, тихонько, но по-девичьи заливисто.
— Так и знала, что вас это шокирует, — сказала она. — Успокойтесь. Я, слава богу, еще не продаюсь, хотя недалеко и до этого. — Голос ее снова стал глухим. — «Вы лишаете себя своего счастья, милая», — упрекнула меня одна доброжелательная дама. Это
— Сколько вам лет? — прервал ее Андрей.
Она растерялась и ответила просто:
— Много. Уже двадцать три.
— Девочка, — сказал Андрей. — Вам нельзя оставаться здесь.
— А где и кому я нужна? — зло спросила Ася. — Может, вы это знаете? Вам-то легко: вы здесь долго не задержитесь.
— Почему?
— Я же сказала, вы — чужой, — теперь она произнесла это с вызовом.
Они подошли к особняку, белевшему в темноте. Фонарь у чугунных решетчатых ворот не горел. Глухое ворчание послышалось во дворе, когда Андрей с Асей остановились у ограды.
— Кажется, друзья герра Хюгеля недовольны, — шепнула Ася. — У него — три пса. Чудесный сенбернар и две громадные овчарки. Все — гораздо симпатичнее своего хозяина. — Она просунула тонкую руку сквозь прутья и тихонько позвала:
— Галл, Галл, ко мне!
В три гигантских прыжка пес приблизился. Он вскинулся было на задние лапы и залаял на Андрея, но Ася положила руку на лохматую голову пса, и тот заурчал, повизгивая по-щенячьи.
— У вас дар укротительницы, — сказал Андрей.
Галл метнулся к нему и трижды набатно пролаял.
— Бежим! — по-детски испуганно вскрикнула Ася. Она схватила Андрея на руку.
За углом они остановились. Со стороны особняка доносились голоса. Четкий, словно отдающий команды, голос Хюгеля и другой — сердитый, глухой.
— Это курд, — сказала Ася. — Хорошо, что мы успели убежать.
— Спасибо вам, — сказал Андрей.
— Опять вы смеетесь. А он ударил бы кинжалом безо всяких разговоров. Чудовище волосатое!
— Обыкновенный дворник, наверное. На Кавказе полным-полно курдов-дворников, и никого они не убивают.
— Ошибаетесь, Андрей Дмитриевич, — сказала Ася. — Этот монстр предан Хюгелю еще больше, чем псы. Собаки меня узнают, а этот только шипит, как змей. Спит у порога на циновке. Рука всегда на кинжале.
— Вы начитались страшных сказок, девочка, — сказал Андрей. Он посмотрел прямо в глаза Асе, и впервые она не отвела их. Ему показалось, что обычная бледность исчезла с ее лица.
— Придумала я все, — сказала Ася. — Всю свою жизнь придумала. — Она вздохнула. — И герра Хюгеля — тоже. Когда бы так…
— Пойдемте, — сказал Андрей.
— Мы уже пришли, — ответила Ася. Она показала глазами на окно в маленьком двухэтажном домике, примыкавшем к саду Хюгеля.
— Да вы, оказывается, соседи с немцем! — сказал Андрей.
— Так получилось случайно, — сказала Ася. — Мы поселились здесь давно, а он всего лишь год назад снял этот особняк у Шахруха Исмаили. Есть тут такой аристократ, тяготеющий к европейцам.
— Я знаю его, — сказал Андрей. — Мы вместе учились когда-то в столичном лицее. Давно это было… Двенадцать лет назад.
— С вами тоже что-то стряслось, Андрей Дмитриевич, — сказала Ася. — Я же вижу: жизнь вам совсем недорога.
— Напротив, — сказал Андрей. — Мне еще очень много надо сделать.
— Жениться?
— Само собой разумеется. Но прежде я должен выиграть в нарды пятьдесят тысяч и научиться пускать дым из носа. Вот видите: никак не получается! — Он попытался выпустить дым носом.
— Опять вы дурачите меня, — сказала Ася. — А я не девочка. Я, если хотите знать… — Она оборвала себя и воскликнула с отчаянием: — Ладно, идите! Пусть бог вам поможет.
— А вот теперь-то мне не хочется уходить, — сказал Андрей. — Может, угостите меня чаем. По-русски, с вареньем…
Ася смутилась.
— Как? — переспросила она непонимающе. — Я же не одна.
— Слышал, — сказал Андрей. — И был бы рад познакомиться с вашим отцом, хотя время для визитов неподходящее.
— А что… — сказала Ася. — Отец ложится поздно… — Она, видно, никак не могла решиться. — Что ж, если хотите… Если вас это не испугает… Прошу.
Почти всю свою жизнь Алексей Львович Антонов — Асин отец — провел на Востоке. Война застала его за границей. В который уж раз он пытался удержать на полотне зыбкие краски заката, тонущего в сером Каспии.
Незадолго до этого одну из ранних картин Антонова приобрела Дрезденская галерея. После долгих лет подвижничества и мытарств забрезжила надежда на признание и благополучие. Алексей Львович уже мечтал о том, как поедет осенью в Египет, а вернувшись, поселится окончательно в Ташкенте, где в родительском доме жила его небольшая семья — жена, недавно окончившая Бестужевские курсы, и трехлетняя дочь Ася.
Тридцатилетний русский художник остался за рубежом. Граница закрылась, жена и дочь остались по ту сторону. Лучшие работы Антонова, отправленные им на венский аукцион, потерялись в пути. Жить стало трудно, и Алексей Львович отступил от священных правил, усвоенных в Петербургской академии художеств: он согласился расписать стены в светском дворце, недавно выстроенном на юге. Жена его, как стало ему известно, добровольно пошла работать в холерный барак, заразилась и умерла, оставив Асю на попечение семьи иерея Ташкентского. Девочке в ту пору исполнилось семь лет. Священник забрал ее с собой в Баку, а оттуда он вместе с англичанами бежал за границу. Туда, в пыльный старый город, приехал Алексей Львович, чтобы забрать Асю, и остался здесь навсегда.
Несколько лет Ася служила у Хюгеля, исправно являясь к половине девятого, но неожиданно для всех ушла со службы. Пересуды мгновенно взбудоражили тесный эмигрантский мирок. Даже Алексей Львович осмелился спросить заплетающимся языком: «Немец тебя обидел? Да, Асенька?» — «Я обидела его, — ответила Ася. — И не будем никогда возвращаться к этому. Умоляю тебя, папа!»
Однажды в полночь Ася ушла вместе с князем Владиславом Синяевым, до той поры откровенно презираемым ею.
Незадачливый, хотя и сохранивший великолепную осанку, отпрыск князей Синяевых задохнулся от счастья. Теперь по вечерам он сидел на скамеечке у Асиных ног, бережно держа ее за руку, и гораздо реже выбегал в прихожую нюхнуть кокаину.