Приключения 1976
Шрифт:
Тут Хаиткулы осекся. Дело в том, что расследование вел начальник уголовного розыска райотдела милиции Ходжа Назаров; теперь он стал непосредственным начальником Хаиткулы.
— Тебе в архиве не встречались другие незаконченные дела? — поморщился Аннамаммед.
Хаиткулы знал, что ему еще предстоит сложный разговор с подполковником Назаровым: вряд ли он захочет, чтобы следствие возбуждалось вторично… Но Хаиткулы надеялся на поддержку генерала. Он твердо решил добиться нового изучения обстоятельств гибели парня, тем более что парень этот родной брат его невесты Марал… А ведь. Хаиткулы
IV
Опасения Хаиткулы не были напрасными: Ходжа Назаров не сразу согласился на вторичное возбуждение дела по расследованию исчезновения Бекджана Веллекова; и только узнав, что погибший — брат невесты капитана, махнул рукой.
— Ладно! Расследуй! — подполковник нахохлился в кресле, как бы укрываясь от непогоды, втянул голову в плечи. — Копай яму под своего начальника.
…Перелистывая бумаги дела, которое вел Аннамаммед, Хаиткулы наткнулся на имя Лопбыкулы Таррыхова. Таррыхов — да ведь так звали одного из свидетелей по делу о Бекджане. Теперь Таррыхов работает здесь, в Ашхабаде, экспедитором… А вот и трудовая книжка, автобиография его. Все верно, это тот самый человек. Ныне экспедитор влип в историю из-за какой-то махинации. Для того чтобы встретиться с ним, достаточно снять телефонную трубку и сказать: «Приведите такого-то». Тогда через пять минут он предстанет перед тобой. Таррыхов здесь, в этом дворе, в камере предварительного заключения. Но, посоветовавшись с Аннамаммедом, Хаиткулы отложил встречу на другой день.
На дворе было жарко, как летом. Но здесь, в широком коридоре с окнами в человеческий рост, дышалось легко. Даже в самые знойные дни здесь было прохладно, как в мечети. Ветви деревьев не допускали сюда палящие лучи солнца.
Сидевший возле одного из кабинетов милиционер, увидев старшего инспектора, вскочил на ноги.
— Началось? — спросил Хаиткулы.
— Начали, товарищ капитан, полчаса уже, как начали.
Дверь отворилась, и вышедший моложавый инспектор в штатском кивнул Хаиткулы:
— Мы кончили. Вас ждут.
Сперва Хаиткулы увидел Аннамаммеда. Он сидел за большим столом, прикрыв глаза, и дымил папиросой. У сидевшего против него Лопбыкулы Таррыхова рдело на солнце оттопыренное ухо, жилистая короткая шея напряглась при звуке шагов Хаиткулы, но он не обернулся.
Допрос, очевидно, вел ушедший только что инспектор — в пепельнице еще дымилась недокуренная папироса. Хаиткулы кивнул Аннамаммеду и занял место подле Таррыхова. Тот даже не повернул головы в его сторону, только маленькие его глазки метались, подобно маятнику, то в сторону Аннамаммеда, то в сторону вновь пришедшего незнакомого капитана. Наконец он не выдержал молчания и заявил Аннамаммеду:
— Я вам сказал, что не буду сегодня давать показания! Что еще нужно? — он вскинул плечо.
Вместо Аннамаммеда ему ответил Хаиткулы:
— Лопбыкулы-ага, о чем говорилось до меня, я не знаю. Если вы не против, я спрошу вас о некоторых вещах. Если против, можем и подождать… Я слышал, что вы халачский…
— Земляки?! — Экспедитор всем корпусом повернулся к Хаиткулы.
— И да, и нет. Когда вы перебрались сюда из Халача? Лет пять?
— Какие
— Из какого места Халача?
— Из Сурхи… — экспедитор, подобно слепому, который прежде, чем сделать шаг, проверяет путь впереди палкой, старался угадать, куда клонит капитан, и медлил с ответом. — Спрашивайте, о чем хотите. Знаю — скажу, не знаю — значит, так оно и есть.
Как только названо было имя Бекджана, рыжие брови Таррыхова резко поднялись.
— Бекджан!.. Пропадут две доски или мешок цемента — ищут, не дай бог, как ищут. А человек пропадет — никому он не нужен, никто не разыскивает.
Лопбыкулы явно выжидал.
Аннамаммед, не вмешиваясь в разговор, курил папиросу за папиросой. Хаиткулы тоже закурил и, пустив к потолку струю дыма, сказал:
— Ищут.
— Только сейчас? — у экспедитора отвисла губа. — Бекджан! Какой джигит был!
После этого Таррыхов стал словоохотливее, но ничего вразумительного не сообщил. А когда очередь дошла до объяснения, приобщенного к делу, он ограничился кратким ответом:
— Да, я тоже давал показания.
Уже в конце допроса, когда Лопбыкулы стал рассеянно посматривать в окно, Хаиткулы спросил:
— Зачем вы переехали из Халача?
Таррыхов поморщился:
— Да просто хотелось пожить в Ашхабаде.
Затягивать беседу не имело смысла, хотя инспектор чувствовал, что Лопбыкулы не сказал и десятой доли того, что знал.
Но ни Хаиткулы, ни допрашиваемый не предполагали, что этот разговор будет продолжен совсем при других обстоятельствах.
V
Свидание с Марал было отложено на вечер, так как ему предстояла длительная командировка, Хаиткулы хотел спокойно посидеть с девушкой и подвести итог почти годичных встреч — поговорить о свадьбе. Но приезд композиторов в гости к студентам мединститута помешал осуществить это намерение — в тот вечер Марал должна была выступать.
После того как композиторы поделились с будущими врачами творческими планами, выступавшие затем студенты и преподаватели покритиковали их за то, что никто до сих пор не написал песню про врачей. Потом профессиональные певцы и участники художественной самодеятельности исполнили песни присутствующих композиторов. Встреча затянулась допоздна, и Хаиткулы не удалось поговорить по душам с Марал. Он проводил ее до общежития, так и не решившись сказать о своих чувствах. И вот теперь Хаиткулы летел в командировку в дурном расположении духа. Из-за плохой погоды самолет совершил посадку в Чарджоу. Но это обернулось для следователя непредвиденной удачей.
В воздухе пахло сыростью, холодный ветер сек лицо, пронизывал до костей. Хаиткулы бегом пересек летное поле и вбежал в здание аэропорта. Он улетел из Ашхабада не позавтракав и поэтому сразу отправился в ресторан. Сняв плащ, Хаиткулы прошел в зал и занял место за столиком у окна. Напротив него сидел старик, беспрестанно теребивший свои вислые усы.
Официантка тут же подошла к Хаиткулы, чтобы взять заказ. Старик, однако, подозвал ее к себе и, указав на стоявшее перед ним блюдо с бифштексом, спросил: