Приключения 1976
Шрифт:
— Нет, главное в нем самом. В первые дни знакомства мне нравилась его внимательность, готовность исполнить любое мое желание. Только позднее я поняла, что это не было одним лишь проявлением любви; это был признак слабоволия. Теперь я ругаю себя за то, что не смогла воспитать в нем твердость характера… Мне нравилась эта покорность. Такой эгоизм часто присущ молодым девушкам… И вот — он ни в чем не может ослушаться своих стариков.
— А что вы знаете о деле Бекджана?
— Тогда Довлетгельды обвиняли в убийстве…
— Не только тогда. Подозрение остается и по сей
— Ах, что вы! Он не поехал учиться в мединститут из-за того, что боялся покойников. И по сей день не ходит на похороны. А ведь он медик.
— В тот памятный вечер…
— В тот вечер с наступлением темноты он пришел ко мне на работу. Потом отвез меня домой на мотоцикле. Он говорил, что родители хотят женить его, и очень горевал. Довлетгельды все спрашивал: «Что делать? Я хочу, чтобы мы всегда были вместе. Скажи, как уговорить родителей?» Я ответила только: «Не знаю, для чего ты вообще собираешься жениться — чтобы угодить родителям?» Больше я не стала говорить с ним.
— После этого встречи прекратились?
— Нет, мы перестали видеться после его женитьбы.
IX
Когда Хаиткулы вернулся из Халача, Палта Ачилович, надев массивные роговые очки, назидательно читал протокол допроса испуганному высокому парню в кирзовых сапогах. Кивнув коллеге, Ачилов протянул листы допрашиваемому:
— А теперь, Довханов, распишитесь.
Потом Палта Ачилович, поставив и свою закорючку, встал из-за стола. Зайдя за спину Довханова, он жестами показал, что хочет есть, и, взяв плащ, отправился в столовую.
С уходом следователя Довлетгельды заметно расслабился, плечи его опустились, и взгляд, раньше устремленный в одну точку, обрел живость. Встретившись главами с Хаиткулы, молодой человек снова напрягся, словно ожидая удара.
Капитан усмехнулся и, потрепав Довханова по плечу, предложил:
— Что мы здесь паримся, пойдем на свежий воздух.
Беседка в саду за гостиницей, увитая пожухлыми лозами винограда, была удобна для беседы наедине. Никакой шум не проникал сюда, никто не заходил в этот уголок, если не считать старика, ведавшего гостиницей, который приносил чай по первой просьбе, отвечал, когда его о чем-нибудь спрашивали, а все остальное время был нем, как рыба.
Сейчас он встретился им с вязанкой хвороста. Не останавливаясь, старик поздоровался с Хаиткулы и его спутником и скороговоркой сообщил:
— Если хотите кок-чаю, через минуту принесу. Есть слоеные лепешки и домашний сарган. [11]
Хаиткулы улыбнулся:
— Интересный дед. Не окликнешь его сам — век молчать будет. Никогда его праздным не увидишь — все что-то копошится, что-то делает.
— Да, он всегда таков, — еле слышно подтвердил Довханов.
Когда они уселись в беседке, следователь сразу же без обиняков спросил:
11
Напиток.
— Скажи, Довлетгельды, ты любил Аймерет?
— Да…
— Если так, почему женился на другой?
Парень вяло развел руками:
— Родители на своем стояли: «Женишься на той девушке, которую мы тебе сосватали, иначе ты нам не сын».
— Теперь ты сам отец?
— Да…
— Ну а если завтра твои родители скажут: «Эта невестка нам не нравится. Или мы уйдем из дому, или она»?
Довлетгельды впервые прямо взглянул в лицо Хаиткулы:
— Я думаю, они так не скажут.
— А если все-таки?
— Если скажут, — парень на миг задумался. — Если скажут… Что же мне — из-за жены родителей бросить?
Хаиткулы чуть не подпрыгнул, руки его сами собой сжались в кулаки.
— Ну и фрукт… Ладно, топай домой.
Как только Довханов покинул беседку, из-за угла гостиницы показался Палта Ачилович, словно ожидавший его ухода. Проводив парня подозрительным взглядом, Ачилов направился в беседку.
— Что-то, я смотрю, у вас кислый вид, Хаиткулы Мовлямбердыевич. Сомнения гложут?
— Как раз нет. Одно из сомнений только что отпало, — Хаиткулы, сунув руки в карманы, заходил по беседке. — Довлетгельды не тот человек, который может совершить убийство. Это тряпка… Такие не способны быть ни друзьями, ни врагами.
Ачилов насмешливо прищурился:
— Э, нет… Кто ходит с опущенной головой, того земля боится… Что сказала Аймерет?
— Ничего нового… Слово в слово повторила свои прежние показания.
Лицо Палты Ачиловича помрачнело.
— Надеюсь, вы не будете сожалеть, если Довлетгельды ни в чем не повинен? — съязвил Хаиткулы.
— Я не гонюсь за легкой победой, — обиделся Ачилов. Он сломил виноградную лозу и пожевал кончик ее. — Что делается! Морозы побили весь виноград. Попробуйте. Эти лозы можно использовать для растопки.
X
Пиримкулы Абдуллаев навел справки о Худайберды Ялкабове и составил краткую характеристику его. Палта Ачилович тут же пробежал бумагу:
— Тридцать восьмого года рождения… Так, дальше мы знаем… Ага, вот: окончил школу вместе с Бекджаном… В конце июля пятьдесят восьмого года женился на дочери Най-мираба Назли. На другой день она ушла от него. В конце того же месяца отец выгнал ее из дому… Служба в армии… Холост — это интересно, надо бы уточнить причину… Так, так, это совсем интересно: очень вспыльчив. Недавно кинулся на завгара с гаечным ключом. Когда учился, тоже частенько дрался с товарищами… Что вы на это скажете, Хаиткулы Мовлямбердыевич?
— Вернется с пастбища, надо с ним побеседовать.
— И, я думаю, будет о чем! — Палта Ачилович многозначительно подмигнул Абдуллаеву, который скромно присел в углу номера. Следователь плотоядно потер руки и убрал характеристику в стол.
— Давайте послушаем сегодняшних свидетелей, — предложил Хаиткулы.
— Непременно, — Ачилов с гордостью вынул из ящика магнитофон, перекрутил ленту и, нажав клавишу, откинулся на стуле.
Хаиткулы внимательно слушал запись, иногда просил Палту Ачиловича повторить. Особенно его заинтересовали слова учителя о том, что Бекджан никогда не пил. Показания Гуйч-ага подтвердили это: