Приключения 1989
Шрифт:
Если бы я прочитал эти же слова в какой-нибудь книге, я бы, наверное, постеснялся их повторять. Но это было то, о чём я постоянно думал после гибели Рафика, и я был уверен в своей правоте и правильности этих высоких слов.
Ребята слушали, а я смотрел на них и думал, как же мало я о них знаю. Практически только Вовку видел в работе. Но с Вовкой я дружу с первого курса. А ребят встречал на собраниях, в кино, в бассейне или в городе. Ребята как ребята. Любят пофорсить, потрепаться, собраться теплой компанией у кого-нибудь на дне рождения или на праздник.
И вот, пожалуйста. Куда что подевалось? Все в форме, подтянутые,
Заместитель Главного встал и провел взглядом по лицам ребят.
— Я недолго, — начал он и не смог сразу найти слов. Видимо, действительно переживал. — Погиб ваш товарищ. Но мы обязаны довести порученное нам дело до конца. Задача остается прежней — обучение армии ведению современных боевых действий. Правда, условия изменились, и мы не вправе исключать никаких вариантов, в том числе нового широкомасштабного военного столкновения. А это, сами понимаете, очень серьезно. В общем, дорог каждый человек, и нужно настраиваться не только на отличную работу на своем месте, но и на то, чтобы в случае нужды заменить ваших старших товарищей.
Заместитель Главного сделал паузу. Никто не шевелился.
— Я только что говорил с Алешей, а потом спохватился: забыл, может быть, о самом важном. А думаю об этом каждый день, — заместитель Главного снова посмотрел в лица ребятам, словно хотел ещё раз убедиться, что все слушают внимательно. — Я часто вспоминаю сейчас Испанию. И вот почему. Это был первый серьезный урок, который пришлось усвоить нашему поколению. Разница, конечно, есть, но, видимо, у каждого поколения своя Испания. Так случилось, что для вас она здесь. И мне хочется попросить вас: будьте достойны того, что выпало на вашу долю.
— Так ведь то была Испания, — тихо вздохнул кто-то.
— Посмотрим, что напишут о вас через тридцать лет, — улыбнулся заместитель Главного, — там тоже были свои сложности.
…Наталья была, конечно, в халате, то ли с вязаньем, то ли ещё с какой-то ерундой в руках. В комнатах царил тот художественный беспорядок, который может создать только четырехлетний ребенок. Лика, по своему обыкновению, штудировала учебник. В общем, не ждали.
— Почему ты не в садике, дочка?
Наталья не дала ей ответить.
— Оля, ступай умываться. Сейчас вы с папкой будете обедать, — голос жены был готов сорваться. — Она вчера принесла из детского сада осколок.
— Какой? — Я спросил так, будто находился в бригаде.
Наталья с трудом сдержалась.
— Не знаю. Я в этом не разбираюсь. Большой. С её ладошку.
Осколок наверняка был от зенитного снаряда. На город пока не упало ни одной бомбы. Правда, это ничего не меняло.
— Отправляйтесь в Москву.
Это было единственным выходом. Не мог же я рассказывать Натлье, к чему мы готовимся, да и кто бы взял сейчас на себя смелость предсказать, как ещё всё обернется.
— В Москву отправится Ольга. Вместе с Ликой. Я остаюсь здесь, — отрезала Наталья.
Значит, тут уже всё решили без меня и спорить бесполезно. В критических ситуациях Наталья кремень. В глубине души, правда, я был ей благодарен. Теперь надо собирать Ольгу. И всё-таки для перестраховки я сказал:
— Учти, наш с тобой отъезд теперь под вопросом.
— Учла, — тем же тоном ответила Наталья.
— Папа,
Мы переглянулись.
— Ты немножко поспишь после обеда и поедем.
— С дядей Ахмедом?
— Дядя Ахмед поехал навестить свою маму. Он очень давно её не видел. А мы поедем на метро.
Убаюканная мечтами о зоопарке, Ольга уснула легко, без сказок и уговоров.
— Хорошо бы уехать всем вместе, — вздохнула Наталья.
— Черта с два я теперь уеду! Я буду землю зубами грызть, пока мы с ними не посчитаемся. В том числе и за Рафика.
Я подошел к Наталье, положил ей руки на плечи. Она никогда не плакала при мне, а сейчас уткнула голову мне под мышку и тихонько, без слез, всхлипывала. Вря т, ли она могла сама сказать, чего больше было в её душе — страха за Оленьку или тревоги за меня. Наташа находилась в полном смятении, и я её понимал, понимал также, что ей будет ещё тяжелее, когда дочь уедет. Наташа подняла глаза и сказала:
— Отправим Олю, и я буду ездить с тобой.
— Я переодену тебя в форму, и ты станешь кавалерист-девицей, — хотел отшутиться я и осекся, столько грусти было в глазах у жены.
— Не надо шутить, Алеша. Просто я очень люблю тебя и всё время буду тебя ждать.
— Тебе будет одиноко. Может, всё-таки в Москву?
— Там будет ещё хуже.
— Тогда не вешай носа, вытри слезы и веди себя, как положено жене солдата.
Хотелось утешить Наташу, усадить её на колени и гладить по голове как ребенка, а вместо этого я приказывал ей быть спокойной, зная, что приказ подействует сейчас лучше всяких утешений.
Мы помахали Наташе рукой, я подсадил Оленьку в вагон, метро тронулось. Собственно, это не метро в нашем понятии, а просто быстроходный трамвай, трамвай-экспресс. Но в городе, где до сих пор сохраняются настолько музейного вида трамваи, что диву даешься, эти японские вагоны метро с чистыми сиденьями из красной или зеленой искусственной кожи, лампами дневного света, вместительные и быстроходные, кажутся великолепным достижением. К тому же они не так разбиты и помяты, не чихают и не чадят вонючими отрыжками дизельного топлива, как автобусы, а лишь изредка сбрасывают со своих дуг бенгальские огни.
Я усадил Ольгу к окну, а сам, по московской привычке, качался вместе с толпой в такт стуку колес, уступив место симпатичным студенткам. За Ольгу я не беспокоился. Благодаря голубым глазенкам и золотистым волосам, перехваченным огромным бантом, она пользовалась сногсшибательным успехом. Мне оставалось скромно стоять в стороне и пытаться на ходу уловить смысл чужого разговора или просто подглядеть и постараться домыслить чужую и не совсем понятую жизнь.
Функция метро не ограничивается тем, что это общедоступное средство передвижения. Это ещё и лавка на колесах, в которой можно приобрести множество нужных и ненужных предметов. Мелочные торговцы-разносчики словно и не покидают вагон, если не обращать внимания на их возраст и ассортимент товаров. Облик и одежда примерно одинаковые. Ноги босые или обуты в сандалии из пластика. На плечах — грязная, заношенная, длинная до пят национальная рубаха, зимой, когда по вечерам бывает прохладно, сильно потертое пальто, купленное на толкучке, на голове что-то вроде тюрбана или лыжная шапка. У мальчишек то же самое, но зачастую они щеголяют в пижамах, как и большинство детей из бедных семей.