Приключения Эмиля из Леннеберги
Шрифт:
— А больше мне некуда ее девать, — объяснил Эмиль Иде, когда она выразила сомнение, можно ли сажать лягушку в корзинку с едой. — Ты же сама знаешь, карманы штанов у меня дырявые. Да что тут худого? Она посидит там немножко, а потом мы ее отпустим, и она вернется в свое родное болото.
Так решил Эмиль — ведь он был очень смышленый мальчишка.
На поле папа Эмиля и Альфред жали пшеницу, а за ним следом шли Лина и Крюсе-Майя, сгребали в кучки колосья и вязали снопы. Так в старину убирали хлеб.
Когда наконец появились Эмиль и сестренка Ида, папа не только не приветствовал их, как приветствуют вестников радости, а, наоборот, тут же их выругал за то, что они пришли так поздно. А пришли они как раз в ту минуту, когда надо было завтракать.
— Как приятно
И в самом деле, если тебе довелось побывать в теплый августовский день на полевых работах, ты можешь себе представить, как приятно отдохнуть часок посреди дня, посидеть всем вместе на пригорке, поболтать о том о сем, да еще при этом пить кофе и есть хлеб с маслом. Но папа Эмиля уже и без того был не в духе, а когда он придвинул к себе корзинку и открыл крышку, то произошло нечто ужасное: лягушка выскочила из корзинки и прыгнула ему прямо на грудь — он так разгорячился во время работы, что расстегнул рубаху чуть ли не до пояса. А у лягушки лапки холодные, и это почему-то не понравилось папе Эмиля. От неожиданности и отвращения он взмахнул руками и… опрокинул кофейник. Правда, Эмиль его ловко подхватил, и вылился не весь кофе. А лягушка с перепугу забралась к папе в штаны. Как только он это почувствовал, он совсем озверел и стал размахивать руками и ногами, чтобы вытрясти ее через штанину, но тут, как назло, кофейник снова оказался рядом. Он пнул его ногой и, конечно, опять опрокинул. И если бы Эмиль во второй раз не подхватил его так же ловко, как в первый, им пришлось бы жевать хлеб всухомятку, а это уж совсем грустно.
Лягушка вовсе не собиралась сидеть на одном месте. Она выбралась тем временем на волю через штанину, и Эмиль тут же ее поймал. Но папа почему-то продолжал сердиться. Как всегда, он не понял Эмиля. Ведь Эмиль рассчитывал, что крышку с корзинки снимет Лина и придет в восторг, увидев такую миленькую лягушечку. Я все это так подробно рассказываю, чтобы ты знал, что Эмилю приходилось не так-то легко, и часто его наказывали за проделки, которые, если разобраться, вовсе и не были проделками. Ну, скажи сам, куда было Эмилю девать эту лягушечку, если оба кармана его штанов дырявые? Просто странно, что его папа не желал об этом подумать.
Да, что бы он ни делал, ему все равно всегда достается. Золотые слова. Это подтвердилось еще в тот же день. Ему так досталось, что об этом и не расскажешь, и все в Леннеберге еще долго вздыхали и жалели его. Все получилось, может, просто оттого, что его мама была такой хорошей хозяйкой и что как раз в этот год в Катхульте было полным-полно вишни. Но как бы то ни было, Эмилю и в самом деле досталось как следует.
Никто не мог сравниться с мамой Эмиля в искусстве варить варенье, делать сиропы и вообще заготовлять на зиму все, что растет в лесу и в саду. Она собирала огромные корзины брусники, черники и малины; варила яблочный мармелад, повидло из крыжовника, джем из груш с имбирем, сироп из смородины, не говоря уже о том, что сушила фрукты для компотов, чтобы хватило на всю зиму. Яблоки, груши и вишни она сушила в большой печке на кухне, а потом пересыпала в белые холщовые мешки и подвешивала в кладовой под потолком. Да, поглядеть на такую кладовую было одно удовольствие.
В самый разгар сбора вишен на хутор Катхульт приехала в гости фру Петрель из Виммербю, и мама Эмиля посетовала, что такой урожай: ума она не приложит, куда девать столько вишен…
— Я думаю, Альма, вам надо делать вишневку, — сказала в ответ фру Петрель.
— Нет уж, увольте, — решительно заявила мама Эмиля. Мама Эмиля и слышать не хотела о вишневке. На хуторе Катхульт жили одни трезвенники. Папа Эмиля никогда не пил ничего спиртного, даже пива в рот не брал, не считая, конечно, тех случаев, когда его угощали на ярмарке или торге. Тут уж ничего не попишешь. Разве он может возразить, если кому-нибудь захотелось во что бы то ни стало распить с ним бутылочку, а то и две пива! Он сразу сосчитывал, что две бутылки пива стоят тридцать эре, а тридцать эре грех бросать на ветер. Так что в таких случаях ему ничего не оставалось как сидеть и пить, хочется ли ему того или нет. Но вишневки он и не пригубит, это мама Эмиля прекрасно понимала и заверила в этом свою гостью. Но фру Петрель возразила, что если на хуторе Катхульт и в самом деле никто не пьет вина, то все же есть немало людей, которые при случае не откажутся от стаканчика. Вот она сама, к примеру, охотно запаслась бы двумя-тремя бутылками вишневки и не понимает, почему бы маме Эмиля не поставить в дальнем углу погреба, в тайне от всех, чан с вишнями, чтобы они перебродили. Как только вишневка будет готова, фру Петрель снова приедет в Катхульт. И, добавила она, хорошо за все заплатит.
Мама Эмиля никогда не могла отказать, если ее о чем-нибудь просили, и, кроме того, она была очень хорошей хозяйкой. Как ты знаешь, хорошие хозяйки просто не выносят, когда продукты зря пропадают. А на зиму она уже насушила вишен даже больше, чем нужно. Короче говоря, мама Эмиля пообещала фру Петрель сделать для нее вишневку. Но делать что-либо втайне на хуторе Катхульт было не заведено, потому она тут же рассказала о просьбе фру Петрель папе Эмиля. Тот сперва поворчал, а потом сказал:
— Делай как знаешь. Кстати, сколько она собирается заплатить?
Этого-то мама как раз и не выяснила. Но так или иначе, вишню она засыпала в чан и поставила в погреб перебродить. С тех пор прошло несколько недель, и наконец мама Эмиля решила, что вишневка должна быть уже готова. Теперь ее нужно было разлить по бутылкам. День для этого мама выбрала весьма удачный — папа с раннего утра работал в поле. Он не увидит, как она возится с ненавистной ему вишневкой, и не заведет разговор о том, что у них в доме начали изготовлять алкогольные напитки, да как они до этого дошли, да как он это позволил…
Аккуратно процедив ароматную вишневку, мама перелила ее в бутылки, закупорила их, поставила в корзинку и спустила в погреб. Пусть эти десять бутылок стоят там в укромном уголке до того дня, когда за ними приедет фру Петрель.
А сами вишни мама вывалила в ведро и поставила его на кухне за дверью.
Когда Эмиль и Ида вернулись с поля, мама сказала:
— Эмиль, вынеси ведро на помойку и присыпь вишни землей.
Эмиля, как ты знаешь, никогда ни о чем не надо было просить дважды. Он тотчас схватил ведро и. вышел с ним во двор. Помойка была за хлевом, а в хлеву томился Свинушок — он не знал, чем бы ему заняться. Когда Свинушок сквозь щель увидел Эмиля, он радостно заверещал, чтобы Эмиль понял, что он тоже хочет выйти на волю.
— Что ж, это можно, — сказал Эмиль и поставил ведро с вишнями на землю.
Он раскрыл калитку загона, Свинушок, захлебываясь от ликующего хрюканья, выскочил во двор и сразу опустил свой пятачок в ведро с вишнями — он подумал, что Эмиль принес ему гостинец. И тут только Эмиль удивился тому, что мама дала ему такое чудное поручение: закопать вишни на помойке! В самом деле, это было очень странно. В Катхульте никогда не выкидывали ничего, что могло пойти на корм скотине. А эти вишни выглядели очень аппетитно. Свинушок успел уже их отведать и явно был доволен. Эмиль решил, что мама велела выбросить вишни на помойку, чтобы они не попались на глаза папе, который должен был скоро вернуться с поля.
"Тогда пусть их лучше съест Свинушок, — подумал Эмиль. — Он ведь так любит вишни".
Поросенок пожирал эти вишни с такой жадностью, что было ясно — они пришлись ему по вкусу. Свинушок так усердствовал, что вымазался до ушей. Чтобы ему удобнее было уплетать, Эмиль высыпал остаток вишен прямо на землю. Прибежал петух — он тоже хотел попировать. Свинушок сперва злобно глянул на него, потом, видно, решил не жадничать и позволил петуху клевать вишни, сколько его душе угодно. Но тут подоспели куры во главе с хромой Лоттой, посмотреть, чем это лакомится петух. Правда, отведать вишен ни одной из них так и не удалось, потому что и Свинушок, и петух их тут же прогнали. И куры поняли, что такими замечательными ягодами эти двое ни с кем не намерены делиться.