Приключения Каспера Берната в Польше и других странах
Шрифт:
– Вот что я могу подсказать вам! – безуспешно стараясь подавить волнение, произнес он громко. – Любите друг друга и будьте счастливы. Только обязательно пригласите меня на свою свадьбу!
Происходящую в гостиной сцену наблюдали только что появившиеся в дверях хозяин дома и его невеста – Ванда Суходольская. В противоположность Куглеру, следившему за своими гостями с иронической улыбкой на губах, Ванда застыла на месте как очарованная, не спуская с Каспера горящих от восхищения глаз.
– О, пан Каспер! Вы… вы золотая душа! Какое благородное сердце надо иметь, чтобы…
– …чтобы заставить забыть об этакой уродливой физиономии, – хихикнув, пробормотал пан Адольф себе под нос.
Не ответив жениху ни слова, только окинув его негодующим взглядом, Ванда повернулась к брату:
– Матушка и отец закончили сборы, дожидаются вас… Матушка надолго с отцом не расставалась еще с той войны… Нужно ее поддержать и утешить, и это твой долг, Збышек! Да и самому тебе с Миттой пора думать об отъезде! Такое наставление вам передал отец Миколай, уезжая…
Митта и Збигнев несколько минут еще стояли, держась за руки и растерянно улыбаясь. Потом, не говоря ни слова, Митта подошла к Касперу и, поднявшись на цыпочки, поцеловала его в изувеченный лоб.
Вечером, когда немного спала жара, провожали в дальний путь пана Вацлава. Было пролито немало слез.
Три возка, груженные окороками, колбасами, копченой грудинкой, салом, маслом, вязками сушеных грибов, жбанами с домашним пивом, наливкой, штуками домотканого сукна и холста, заскрипели по дороге.
Такими нехитрыми приношениями пан Суходольский надеялся смягчить сердца писцов и секретарей, от коих зависело продвижение или приостановка подаваемой им жалобы. Как ни странно, но старый шляхтич, обычно охотно и дававший и бравший деньги взаймы, решил на этот раз к талерам своего будущего зятя не притрагиваться. Выяснилось все же, что слывший когда-то первым кавалером и модником пан Вацлав непростительно отстал от краковских нравов. Столица сейчас мало ценила домашнюю снедь, наливки, домотканое сукно или холст. Краков потреблял заморские вина, заморские фрукты, индийские шелка и фландрские полотна, приглашал из-за границы поваров, лакеев и форейторов, а на все это требовались деньги, деньги и деньги!
Прошла неделя, другая… От пана Вацлава не было никаких вестей. Легаты святейшей инквизиции, на счастье, в Гданьске не появлялись. Збышек и Митта уже не раз наведывались к Францу с Уршулой, обсуждая свой предполагаемый отъезд в Ольштын, но уехать пока не было возможности: сначала заболела Уршула и ждали, пока она поправится, потом совсем плох стал доктор Ланге.
Наконец от пана Вацлава пришло послание, собственноручно нацарапанное старым шляхтичем. Видно, много пришлось ему пережить там, в Кракове, рука его сильно дрожала, с трудом выводя косые каракули. Половину послания совершенно невозможно было разобрать: чернильные кляксы, следы слез или воды, буквы, набегающие одна на другую, донельзя затрудняли чтение. Еле-еле разбирая отцовский почерк, письмо прочитала Ванда, сначала про себя, потом вслух – матери. Затем послание пана Вацлава перешло к Збигневу, от него – к Митте, Касперу, Францу и Уршуле. Последнему дали его прочесть Адольфу Куглеру.
Письмо было столь неразборчиво, что домашние пана Суходольского поняли из него только то, что старый пан здоров, познакомился со многими влиятельными людьми, но что дела здесь делаются медленно и что ему придется задержаться в Кракове на месяц – два.
Куглер с помощью увеличительного стекла разобрал все письмо от начала до конца.
Прочитав его, он только покачал головой и, выдвинув ящик стола, снова пробежал глазами расписку своего будущего тестя.
Потом, удовлетворенно щелкнув ногтем по пергаменту (бумаги, этого новшества, выделываемого из старых тряпок, купец для особо важных документов не признавал) снова спрятал расписку в ящик.
Описывая нынешние нравы Кракова, пан Суходольский винился в своем упрямстве пани Ангелине:
«Жалею я, дорогая женушка, что не послушал тебя и не избрал местом жительства Краков вместо Гданьска! Здесь наша Вандуся сделала бы, конечно, партию более подходящую, чем Адольф Куглер. Хоть и хороший он человек – и честный, и добрый, и благородный, – но все же купец, как ни говори!»
Глава одиннадцатая
ПРОСТЫЕ ДЕРЕВЕНСКИЕ ХЛОПЦЫ
Брабанца – это, пожалуй, самый оживленный и самый кипучий район Гданьска. Здесь на улицах всегда встретишь больше людей, чем в центре города, потому что в центре богачи и аристократы разъезжают в каретах или, пользуясь услугами гайдуков, передвигаются по городу на носилках.
Каспер с детства любил бродить по набережной, вступая в беседу с видавшими виды моряками всех стран и национальностей. Сейчас, однако, слоняться без дела ему было не с руки: он донельзя стосковался по работе, а к тому же безделье всегда приводит за собой раздумья и сожаления о прошлом, а этого Каспер боялся как огня.
Старый друг капитана Роха Берната, узнав, что сын покойного уже водил корабли в венецианских и турецких водах, предложил ему сперва проследить за ремонтом каравеллы «Гелиос», а затем и принять командование над этим судном.
Поселившись поблизости от Франца с Уршулой, Каспер все свободное время проводил у этих простых и добрых людей. Вечерами маленький домик Франца заполнялся разным портовым людом – матросами, корабельными плотниками, грузчиками, рабочими с верфей, да еще ребятами из солеварен и каменоломен. Там-то Каспер и сошелся впервые в жизни с городской беднотой. Друзья Франца вскоре сделались и его друзьями. Прямой и открытый характер Каспера располагал к нему этих людей. Рубцы на его лице свидетельствовали о том, что он много испытал в жизни, а простой наряд и загрубевшие от работы руки доказывали, что молодой человек мало выиграл в жизни от этих своих испытаний.
Особенно сблизился Каспер с огромным, геркулесовского сложения, обладавшим громоподобным голосом кузнецом Петером Кёнигом. Не умея ни читать, ни писать, кузнец неплохо разбирался во всем происходящем в Польше и в мире.
Это был человек неглупый, вдумчивый, поэтому, очевидно, его так уважал и так льнул к нему весь рабочий люд с предместьев Гданьска.
Время от времени Каспер навещал дом Суходольских.
Пани Ангелина, которая поначалу побаивалась его шрамов и рубцов, понемногу свыклась с ними и находила, что Каспер настоящий кавалер, какие встречались только в добрые прежние времена: благородный, самоотверженный, готовый каждую минуту прийти на помощь тому, кто в ней нуждается. Правда, такой же отзыв добрая дама давала не так давно и Адольфу Куглеру. Однако умением успокоить пани Ангелину в самые трудные и тревожные минуты Каспер, на ее взгляд, далеко перещеголял даже жениха Ванды.
– Ах, ах, пан Каспер, – не раз говаривала старая дама, – вас хоть к ране прикладывай! Какой чудесный ксендз из вас получился бы!
Все смеялись, поглядывая на широкую грудь, на рабочие сильные руки молодого человека, на его статный торс. Смеялся и Каспер.
Иногда по вечерам молодежь отправлялась в «Дом Артуса». Адольф Куглер, подыскав подходящих (другими словами– не отказывающихся от уплаты карточных долгов) партнеров, тотчас же скрывался в игорной комнате, а Каспер неизменно приглашал Ванду на танцы. Иногда он танцевал с Миттой, а Збигнев – с сестрой.