Приключения мальчика с собакой
Шрифт:
Клеон связал поясом себя и Льва, но броситься в бурное море не решался, все еще надеясь на спасение.
Закрыв глаза, он громко выкрикнул свой обет Посейдону, на случай, если бог моря не расслышал его в первый раз.
Глава 5. Спасены!
Новая волна, набежав с моря, подхватила миопарону и бросила ее вперед. Кормчий с помощью Гликона перевел кормило. Судно слегка повернулось и, скользнув между скалами, очутилось в маленькой природной бухточке.
— Бросай якоря! Живо! — заорал Церулей.
Его голос еще не смолк, а матросы уже столкнули за борт два очень тяжелых якоря. В ту же минуту в каморках под палубой другие матросы стали быстро вертеть два ворота, разматывая якорные канаты. Миопарона взвилась, как конь, схваченный на всем скаку за узду. Корму занесло вбок. Якорные канаты напружились, но удержали корабль в нескольких десятках локтей [16] от острых прибрежных камней.
Вода вокруг тяжело колыхалась, но волн не было. Буря осталась по ту сторону скал, окружающих бухточку.
16
Локоть — римская мера длины. Длина локтя колебалась от 370 до 555 миллиметров.
Матросы, весело перекликаясь, убирали паруса.
«Спасены!» — понял Клеон. Опустившись на мокрую палубу, он обнял Льва и прошептал ему на ухо:
— Посейдон услышал наши молитвы.
Лев лизнул щеку мальчика.
— Ну-ка, пропусти! Расселся на дороге! — раздался над ним сердитый окрик Гликона.
Клеон быстро вскочил.
Церулей и Гликон осматривали судно.
— Большой парус погиб, кормило сломано, — подсчитывал Церулей, — крючья, канаты, лестницы смыты волнами…
— И лодка потеряна, — напомнил Гликон.
— Да, и лодка… Буря налетела так внезапно, что не успели ее втащить.
— Ну, не очень-то внезапно. Я ждал бури с самого утра, с той минуты, как увидел, что ты подстригаешь бороду.
Услышав слова Гликона, Клеон ахнул: вот, оказывается, кто виновен в том, что они чуть не погибли! Мальчик не раз слышал от рыбаков, что, находясь на корабле, нельзя, если море спокойно, стричь волосы или ногти: это жертва, к которой прибегают только в последней крайности, когда кораблю грозит гибель. Но, если боги заметят, что их напрасно потревожили, они сердятся и насылают бурю, чтобы уничтожить дерзкого и всех его спутников.
Церулей метнул на Гликона злобный взгляд.
— Чшшш! — прошептал он, поведя бровью на стоящих поблизости пиратов.
Гликон понимающе подмигнул и, как бы оправдывая Церулея, громко сказал:
— Впрочем, кто же теперь думает об этих баснях! Это только наши невежественные предки верили, будто можно вызвать бурю, если стричь в тихую погоду волосы…
Церулей свирепо скрипнул зубами. Гликон, чувствуя, что зашел слишком далеко, торопливо добавил:
— Глупый предрассудок!
Матросы прислушивались к их разговору, и Церулей громко, чтобы все слышали, объявил:
— За убытки, причиненные бурей, заплатит римлянин, отец нашей пленницы. Мы повысим цену выкупа, и все. Каждый получит вдвое больше, чем предполагал, а кормчий — вчетверо…
— Слава щедрому Церулею!.. Слава! — закричали пираты, и нимфа Эхо [17] отозвалась на их крик в прибрежных скалах.
Гликон, кивая на берег, льстиво пробормотал:
— Твою щедрость, о Церулей, славословят даже бессмертные!
Рыжий предводитель пиратов насмешливо покосился на старика:
17
Эхо — по греческому преданию, нимфа, которая полюбила прекрасного юношу Нарцисса. Но он был занят только собственной красотой, и от его равнодушия нимфа Эхо зачахла так, что от нее остался один голос.
— Мне все идет на пользу, даже злые умыслы… Довольно орать! — оборвал он матросов. — Эй, Приск, спустись-ка вниз, посмотри, что там делается!
С помощью одного из пиратов Приск отодвинул задвижки и поднял крышку люка. Из черной глубины его послышались хриплые стоны. Там, внизу, вспомнил Клеон, заперты рабы-гребцы. Как, должно быть, швыряло этих людей в темноте, когда корабль прыгал и нырял среди волн!
Приск, став на колени, опустил голову в люк.
— Эй-эй!.. Как вы там — живы? — крикнул он и, повернувшись к Церулею, с гримасой сказал: — Настоящая клоака!
— Еще бы!.. В такую бурю просидеть взаперти целый день! — покачал головой матрос, помогавший Приску.
— Их, верно, трясло там, как игральные кости в коробке, — засмеялся Гликон.
— Тащите их скорее наверх да кормите! — приказал Церулей. — Надо восстановить их силы. Они понадобятся нам завтра при починке корабля. Сними с них цепи! — Он перебросил Приску ключ от цепей.
Приск принес откуда-то канат и, обвязав его вокруг мачты, опустил конец в люк. Церулей и Гликон направились к корме. Заметив Клеона, Церулей поманил его к себе:
— Поди к Фидиппу, я уже посылал тебя к нему сегодня. Принеси нам чего-нибудь поесть… Хоть оливок, что ли… Да пусть он пришлет того италийского вина, что мы сняли с купеческого корабля!
Клеон сделал несколько шагов и остановился, не зная, куда идти, и не смея напомнить Церулею, что утром он не успел дойти до каморки повара. К счастью, Фидипп сам появился на палубе, такой же лоснящийся жиром, как утром, и так же прижимая к себе одной рукой мех с вином, а в другой неся корзиночку, на этот раз наполненную оливками, крутыми яйцами, пшеничными лепешками и кусками окорока.
Сидя под изодранным бурей навесом, кормчий с аппетитом принялся уплетать маринованные оливки, запивая их альбанским вином. Опускаясь возле него на палубу, Церулей сказал:
— Привет и благодарность! Сегодня твое искусство и знание здешних берегов спасли нас. Теперь надо подумать о починке миопароны. — Он заглянул в корзиночку Фидиппа: — Что там у тебя?… Несколько кусков ветчины? Да я один мог бы съесть целого кабана, клянусь Гераклом! Давай сюда все, что у тебя есть, и беги еще за припасами.