Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
— Точно, — спохватился дядя Коля, — скомандуй. Надобности в них нет. Да и Михайла пусть спать идет...
…Как ни мечтало белогвардейское уральское правительство скорее выкорчевать до конца все то, что напоминало бы недавнюю Советскую власть, сделать это не удавалось. Если в первые месяцы в городе было «относительно спокойно», как писалось в газетах, то осенью о спокойствии и речи не было.
С фронтов шли тревожные вести. Отборные бригады «дорогой освободительницы — народной армии» несли потери в районе Перми. На западных участках Красная Армия, оправившись от летних поражений, вновь заняла Казань, Симбирск и угрожала Самаре.
По уезду, вертясь, носились под холодными дождями подразделения полка «голубых улан» и сгоняли мужчин на «добровольные» мобилизационные пункты. Старые хозяева, вернувшиеся в город, жаловались военному коменданту на мастеровых, которые работают плохо, больше саботируют.
Призывы к населению от имени местного епископа Иринарха о том, что белая дружина борется за христианство и что ее борьба на фронте и в тылу считается церковью крестовым походом и все в нем равны: и генералы, и солдаты, и фабриканты и рабочие, и селяне — успеха не имели.
По ночам на заборах и на афишных тумбах все чаще начали появляться свежие листовки с антиправительственными лозунгами, около города в одну неделю под откос слетели эшелон с боеприпасами и бронепоезд «Есаул Иван Кольцо». Газеты и церковь обрушивались на злодеев, продавшихся большевикам и на самих большевиков, засылавших, очевидно, из Москвы тайных агентов...
...Полушепотом Корытко доверительно говорил дяде Коле и Геннадию Сидоровичу:
— С тюрьмой, хоть с великим трудом, связь наладить нам удалось...
Пожарные не перебивали его, не переспрашивали, кого он подразумевал под словом «нам», стало ясно после Васильевской записки.
А Корытко продолжал:
— Товарищей наших погибло там много. Спасти их, к сожалению, не сумели. Но на днях...
Администрация городской тюрьмы не раз рапортовала высшему начальству о том, что все корпуса в тюрьме давно переполнены, и начальство после совещаний и консультации, чтобы разгрузить немного камеры, решило отправить группу уголовников в Камышлов, в старинный пересыльной острог. Вместе с уголовниками в список попало и несколько политических, среди которых оказался и Васильев.
Корытко пояснил дяде Коле и Геннадию Сидоровичу, что кочегара забрали по доносу офицера, приезжавшего вместе с военным комендантом во вторую пожарную часть. Весной доносчик находился в Ирбите, среди контрреволюционеров, поднявших мятеж против Советской власти, и Васильев чуть не задержал его тогда, но он, отстреливаясь, сумел улизнуть.
— Ну как, пожарные, поможете? — нетерпеливо спросил Корытко. — Надо освободить товарищей.
— Или по-прежнему станете гнуть спины перед золотопогонниками? — добавил с чуть заметной иронией Лева.
— Гнуть спины? — обиделся дядя Коля. — Почему, слышь, гнуть? Да мы, мил человек, давно бы разбежались кто куда… Дисциплина наша пожарная не дозволяет. Город-то, жителей на кого бросим? Ты, что ли, самолично с огнем-то воевать станешь.
— Ну, точка! — вмешался Корытко. — Пост свой вам впрямь никак бросать нельзя... Но ваша помощь нам обязательно требуется. Без нее худо будет... Решайте!
X. А ЧТО ПОЖАРНЫМ ДЕЛАТЬ НА РАЗЪЕЗДЕ?
Неласковое осеннее утро только еще вступило в свои права, на улицах было пустынно. Из распахнувшихся железных ворот городской тюрьмы выехали два всадника с офицерскими погонами, в длинных кавалерийских шинелях. Вслед за ними показались серые колонны арестантов, рядом с той и другой стороны шагали конвоиры.
Провожаемый сочувственными взглядами редких прохожих этап нестройными рядами двинулся вниз по Покровскому проспекту к Каменному мосту.
В казарме второй пожарной части в это время уже никто не спал. После беседы с Корытко дядя Коля и Геннадии Сидорович передали Ермоловичу, Киприяну, Лехе, Шевичу и Мишке весь разговор.
Услышав подробности ареста Васильева, Мишка ударил себя по лбу и, чуть не плача, запричитал:
— И как это я, дубина, забыл?.. Ведь под окошком стоял, когда Прошка хвалился собственному тятьке про поездку в Ирбит…
Корытко от одного из тюремных писарей, сочувствующего большевикам, узнал день отправки этапа и разработал смелый план освобождения своих товарищей.
В былые годы по Сибирскому тракту гнали на каторгу большие партии арестантов, перевозили различные товары. Но, когда через Урал и Сибирь протянулась железнодорожная магистраль тракт потерял свое прежнее значение и стал обычной проселочной дорогой.
Сейчас же тюремное начальство прикинуло, что из-за перебоев на железнодорожном транспорте будет вернее и выгоднее если этап последует пешим ходом. Корытко и об этом узнал от верного человека. Он тут же решил воспользоваться тайным складом оружия, который еще в июле был оставлен для подпольных групп отступившими отрядами Красной Армии, и около какого-нибудь крутого поворота неожиданно напасть на конвой.
А потом разгорелись споры. Корытко и остальные подпольщики прекрасно понимали, что вести о происшествии на тракте молниеносно долетят до города. Начнутся обыски, прочесывание окрестностей, допросы подозреваемых. Неизбежно, что вместе с политическими кинутся бежать и уголовники. Но из двух зол: подождать, пока все дойдут до Камышлова, или всех освободить, приходилось выбирать меньшее. Третьего пути не существовало.
Корытко прикидывал, где лучше спрятать товарищей после побега. И тут-то Лева Похлебаев вдруг предложил обратиться за помощью к пожарным...
...По утрам к разъезду, рядом с которым полетел под откос бронепоезд «Есаул Иван Кольцо», бестендерный паровоз-«кукушка» подтаскивал несколько видавших виды вагонов, груженных шлаком и песком. И то и другое нужно было для ремонта поврежденной насыпи. С этого разъезда через лес к тракту шла утрамбованная дорога. В месте их пересечения и следовало, по мнению Левы, устроить засаду.