Приключения моряка Паганеля часть I - "Боцман и Паганель или Тайна полярного острова."
Шрифт:
Часть 2. «Завещание Верманда Варда»
Глава 1. «Весёлые медведи и голодный волк»
Норвежский порт Тромсё встретил нас, можно сказать, мило. Погода была солнечной, а фьорд в котором он расположился радовал непривычной для нас прозрачностью вод. Я про себя с сожалением отметил, что наш Кольский залив может только позавидовать ухоженности и чистоте своих собратьев – норвежских фьордов. «Сенье» оставил нас, доведя до входа в широкий залив, где к нам на борт поднялся норвежский лоцман. Он то и довёл наш мужественно украшенный боевыми ранениями траулер, до острова Тромсойя. Вообще правильнее по норвежски город называется Трумсё и располагается на островах Тромсойя и Квалойя, а так-же частично на материке.
Весь экипаж свободный от вахт находился на палубе, любуясь норвежскими видами. Особо народ восхищался Тромсейским автодорожным консольным мостом через пролив Тромсундет, соединяющий остров Тромсойя и материковую часть города Тромсдален. Мост этот и вправду красавец, более километра в длину и высотой свода над водой почти сорок метров, он тем не менее смотрелся, как лёгкое, даже воздушное сооружение. Хоть и построили его двадцать лет назад в 1960-м, но выглядел он вполне современно.
Разумеется, все эти нордические, даже несколько открыточные красоты Норвегии, как природные, так и рукотворные не могли оставить равнодушным меня, восемнадцатилетнего парня впервые попавшего за кордон, да ещё в такие, поражающие живописным величием места. Горы с заснеженными вершинами и склонами, покрытые свежей зеленью долины у их подножий. Спокойные воды фьордов с оттенками насыщенных непривычных цветов от тёмно синего до нежно-бирюзового и изумрудного, играющие яркими солнечными бликами на волнах. Множество разноцветных, каких-то, словно игрушечных, кукольных домиков вдоль берегов. Всё это для свежего глаза несло ощущение праздника, счастливого сновидения от Оле Лукойе. У меня первые впечатления от этой северной страны связались от чего-то именно с персонажами Андерсена. Впрочем датчане, те же скандинавы, люди родственной с норвежцами культуры.
Норвегия многолика и мне почему-то больше по душе её вид с моря, когда проходишь вдоль её бескрайних берегов, отвесных чёрно-серых высоченных скал. Я часами, словно очарованный морской странник, мог смотреть на эти неприступные величественные утёсы, которыми Европа, словно Великой норвежской стеной защитилась с Севера от налётов диких, студёных полярных ветров. Как здорово, как гениально подходит этим древним камням музыка Римского-Корсакова. Песня варяжского гостя из оперы «Садко»: «О скалы грозные дробятся с ревом волны. И с белой пеною крутясь, бегут назад. Но твёрдо серые утесы выносят волн напор. Над морем стоя».
Пока «Сенье» сопровождал нас в переходе до материка, я успел переговорить со знакомыми матросами с норвежского сторожевика. Те без пояснений с моей стороны сразу поняли, что или вернее кто меня интересует. Как оказалось, Ленни на борту корабля не было уже несколько дней. Она по каким-то своим, неизвестным причинам отправилась на материк на попутном судне. Так что мне не удалось произвести должного героического впечатления на свою норвежскую принцессу, а так хотелось погордиться своими боевыми ранениями. Всё-таки моя удалая перебинтованная башка с сине-фиолетовыми кругами под глазами, да и сам наш траулер с выжженной пеленгаторной палубой и обломком верхней мачты на ней, должны были, как мне казалось, поразить мою девушку в самое сердце.
К вечеру «Жуковск» встал на якорную стоянку на дальнем одиноком рейде порта Тромсё. На борт с подошедшего катера поднялись норвежские пограничники, заодно выполнявшие обязанности таможенников. Формальности не взяли много времени и через пару часов нами занялась группа соотечественников из советских чиновников в Норвегии. Капитан наш Владлен Георгиевич заперся с ними в своей каюте с прикрытым подручными средствами иллюминатором, вместо высаженного взрывной волной стекла. Разговор был долгим, многочасовым и государевы люди покинули наш борт уже далеко за полночь. Бритое полное лицо Владлена не излучало особой радости, когда поутру он явился в салон экипажа на завтрак. Никто естественно не решился до поры лезть к нему с вопросами. На вопросительный взгляд старпома он обронил лишь одну фразу:«Всё решается на самом верху».Так мучимые неизвестностью простояли мы на якорной стоянке двое суток.
На третий день ближе к полудню к нашему борту подошёл буксир и отвёл нас к причалу. Здесь нас уже ждали. Снова по трапу поднялись трое уже знакомых функционеров – то ли мидовских, то ли посольских. Как оказалось они привезли с собой для всего нашего экипажа оперативно оформленные паспорта моряков с открытой загранвизой(естественно для тех, у кого таковых не имелось). Собрали моряков в салоне и быстренько провели общесудовое собрание. Выяснилось, что норвежцы предложили за свой счёт произвести ремонт нашего траулера и экипаж на месяц остаётся в Тромсё, но в сокращённом варианте, в количестве одиннадцати человек. Выбор остающихся на ремонте моряков будет за капитаном. Остальные отправятся домой на отходящем назавтра из Тромсё в Мурманск Транспортном рефрижираторе.
Владлен решил оставить при себе, кроме машинной команды и наш, как он выразился: «отряд медвежьекрылых спецназовцев». В число избранных счастливчиков попали: боцман со своим израненным в боях оруженосцем, Гена Эпельбаум, а так-же Семён с Борькой и Романом. Утром следующего дня Устиныч снял с моей буйной головушки повязку-шапочку из бинтов, чтобы – «Не пугать честной народ варяжский!» – оставив лишь элегантную белую повязку – бандану из марли. В таком виде я стал смахивать на хипующего(см. движение Хиппи – дети цветов), по тогдашней моде, местного подростка. Неугомонный Геша(Гена Эпельбаум) даже предложил написать на ней суриком пару, тройку иероглифов – «Что-нибудь из Конфуция». – или же нарисовать перечёркнутый силуэт авиабомбы с буквой А(типа атомная). Пусть, мол, все видят – вот идёт юный пацифист, борец за мир.
Рисовать у себя на лбу я естественно не позволил и мы втроём – Бронислав Устиныч, рыжий Генка и я с белоснежной повязкой на голове отправились с визитом в город Тромсе. Во внутреннем кармане моей куртки-ветровки лежал заветный конверт с адресом Ленни. Мои спутники, проявив мужскую солидарность отправились вместе со мной на поиски улицы Драмсвеген. Три языкознатца во главе с почётным полиглотом боцманом Устинычем без особого труда, расспросив прохожих, вызнали таки, что означенная улица не так близко, как хотелось бы и придётся брать такси. Полный, бородатый водитель с четверть часа покружив по улицам с выглядевших старинными, но очень ухоженными и опрятными домами доставил нас к заветному дому номер девять.
Перед нашей честно говоря босяцкой, простецкой компанией предстал солидный трёхэтажный особняк из красного кирпича, с большими очень чистыми окнами, плотно завешенными непрозрачными гардинами. Каменное крыльцо с деревянными, отполированными перилами и высокими ступенями, покрытыми девственно чистой ковровой дорожкой цвета морской волны, вели к столь же солидной двустворчатой двери морёного дуба. На каждом дверном створе красовалось по массивной бронзовой ручке в виде медвежьей морды с кольцом продетым в плоский до блеска натёртый пористый нос. Я было понадеялся, что мы ошиблись адресом, но нет, на двери красовалась крупная и тоже бронзовая табличка – «Hjem Bjornson»((Bjorn) – медведь-норвеж.)
– «Дом Медведевых» – почему-то с печалью в голосе констатировал Бронислав Устинович. – «Как жаль, что я сегодня без смокинга, а моё любимое ландо цвета беж осталось в гараже!» – безутешным, рыдающим тоном вторил ему рыжий Геша. Генрих Оскорович Эпельбаум был одет с вызывающей элегантностью. На нём был дефицитный, артериально-красный(в тон прическе) спортивный костюм с пятью разноцветными кольцами и надписью СССР на груди, а также улыбчивым олимпийским медвежонком на спине. Я так растерялся и расстроился от высокомерной дворянской роскоши этого здания, что в голове вдруг сам сочинился и стал неотвязно прокручиваться, словно заевшая грампластинка, идиотский стишок:«Медведи, медведи! Вокруг одни медведи! Мишки вдруг пустились в пляс. Это танец Мезальянс! Медведи, медведи, весёлые медведи!»