Приключения парижанина в Океании

Буссенар Луи Анри

— Этого только недоставало, — сказал он возмущенно. — Они поставили часового у наших дверей. Негодяи! Засадили под замок и караулят честных людей, зато прекрасно ладят с морскими разбойниками, которые занимаются у них под носом контрабандой, да и не только контрабандой. Правильно говорят, что рыбак рыбака видит издалека. Впрочем, мне наплевать на эту разряженную куклу. Я снова заберусь наверх и, выломав решетку (на это мне не понадобится и получаса), выпрыгну из окна, брошусь на часового, и дело в шляпе! А что делать дальше, решим потом.

Фрике снова забрался на плечи своего друга, как вдруг оттуда, где стоял часовой, раздался пронзительный крик.

Детский голос звал на помощь, звал с таким отчаянием, что молодой человек вздрогнул.

— Бог мой! Это же Виктор! Горе тому, кто его обижает.

Гнев и страх за мальчугана удесятерили силы парижанина. Он уперся коленями, головой и плечами в стену, схватил своими сильными руками решетку и сделал поистине невозможное — толстые железные прутья медленно согнулись, потом разом выскочили болты и со стены градом посыпалась штукатурка. Через отверстие пролезть можно было с трудом. Но Фрике не стал долго раздумывать. Он даже не почувствовал, как острые прутья впиваются в его тело.

В темноте, шагах в десяти от их лачуги, боролись двое. Фрике, как тигр, бросился к ним и навалился на поднимающегося с земли человека: его противник не шевелился. Часовой не успел даже схватиться за ружье, как кулак молодого человека опустился ему на голову, и тот упал, не успев даже вскрикнуть. Лежавший на земле Виктор, а это был именно он, попытался приподняться и жалобно застонал, узнав своего друга.

— Флике… Флике… Как я лад…

— Бедняжка. Ты не ранен?

— Нет. Но меня побили, потому что я хотел идти к тебе.

В эту минуту появился Пьер, он что-то нес с собой, но что именно, разглядеть в темноте было невозможно.

— Ты здесь, сынок? — спросил он тихо.

— Да.

— Где мальчуган?

— Вот он.

— Все в порядке. А теперь скажи, что мне делать с этой куклой, которую я, возможно, прикончил?

— Ты убил его?

— Может, и так. Ударил кулаком по голове, а ведь никогда не знаешь, что из этого выйдет; если голова не слишком крепкая, она может и треснуть. Надо сматывать удочки, и чем быстрее, тем лучше.

— Погоди немного. Думаю, сообщники наших достойных таможенников, вероятно, сейчас преспокойно спят или пируют где-нибудь вместе с пиратами. Надо воспользоваться передышкой. Сними-ка быстренько мундир с этого типа. А я пока раздену своего… Теперь свяжи всю одежду в узел. Не забудь прихватить шапки, сабли, ружья и патроны. А теперь в путь. Вещи нам вскоре пригодятся.

— Послушай, сынок, мне вот что пришло в голову. Не переправить ли этих двух типов в лачугу, из которой мы выбрались?

— Что ж, я не против. Даже наоборот.

— Тогда за дело. Надо покрепче завязать им рты, а то вдруг они скоро очнутся. Только поосторожней. Мы сейчас их переправим через окно…

— Через окно?! Да они же кости себе переломают.

— Не все ли равно?! К тому же спуститься вниз гораздо проще, чем взобраться наверх.

Высказав эту здравую мысль, старый моряк ловко просунул не пришедших в себя таможенников через узкое пространство между решеткой и стеной, подтолкнул их и, взяв узел с вещами, сказал Фрике:

— Тебе, конечно, виднее. Но, по-моему, нам следует избегать городов и взять курс на лес.

— Ты можешь идти, Виктор? — спросил Фрике у паренька.

— Да, Флике. Я холосо ходить с тобой.

— Ну что ж, тогда в путь.

Вдруг Фрике весело рассмеялся.

— Ты смеешься, сынок? С чего бы это, позволь узнать.

— Знаешь, я вспомнил одну пьеску, которую видел в балагане на Елисейских полях. Это любимый театр моего детства.

Полишинелю, оказавшемуся в тюрьме, удается отдубасить охранявших его жандармов, избить до полусмерти комиссара полиции и выбраться на свободу, оставив в камере вместо себя своих тюремщиков.

Виктор понятия не имел ни о балаганах, ни о любимом герое французской детворы Полишинели, но, видя, как его друзья весело хохочут, тоже от души рассмеялся.

Часа через три, оказавшись в густом лесу, где уже можно было не опасаться погони, друзья прилегли на землю под большим деревом в ожидании рассвета. Вскоре голод дал о себе знать.

Фрике, хорошо изучивший в свое время этот район Океании, понимал, что рассчитывать на охоту им не приходится, ибо по совершенно необъяснимым причинам на этом большом гористом острове, покрытом великолепными лесами, в большей своей части необитаемом, можно встретить всего лишь несколько видов млекопитающих, одни из них — яванские макаки (macacus cynomolgus), которых можно увидеть только на Малайских островах; изредка попадаются дикие тигровые кошки (felis pardinoides), многие считают, что водятся они только на Тиморе; встречаются здесь также представители одного из видов циветты, которую называют еще генеттой (paradoxurus fascidatus) [179] , тиморский олень (cervus timoriensis), восточный кускус (cuscus orientalis) и дикая свинья (cus timoriensis). К тому же водятся они в местах, почти недоступных человеку.

179

Буссенар неверно относит животных рода paradoxurus к генеттам, на самом деле это близкий род — пальмовые куницы (страннохвосты).

К счастью, в ту минуту, когда первые лучи солнца осветили верхушки деревьев, беглецы увидели двух туземцев, которые, вероятно, несли в город всякую провизию. Обитатели Тимора — известные воры. Постоянно воюя между собой, они безжалостны к своим врагам, но с большим уважением относятся к европейцам, которые могут себя чувствовать на острове почти в полной безопасности.

Оба туземца были типичными представителями папуасов — курчавые кустистые волосы, темная кожа и длинный нос сердцевидной формы, что является отличительной чертой этого племени. Полуголые, с набедренными повязками из куска материи, доходившими им до колен, они с грустным видом не спеша шли по тропинке. Каждый из них держал в руках свой знаменитый национальный зонтик, без которого ни один уважающий себя островитянин не стал бы пускаться в путь. Этот зонт — большой пальмовый лист, все перистые листочки которого тщательно сшиты и не могут разойтись, а при желании легко складываются. Когда же начинаются столь частые в этих местах ливни, путники тотчас раскрывают свои зонты и прикрывают ими плечи.

Ленивые от природы, они не слишком торопились. Покинуть деревню заставило их лишь полное отсутствие спиртного. У одного за спиной был украшенный перьями и ракушками туго набитый мешок. Другой же сгибался под тяжестью корзины дикого меда.

Туземцы искренне обрадовались встрече с нашими беглецами, нарушившей монотонность их путешествия, да и потом, кто знает, они могли продать или же обменять прямо на дороге свои товары. Приветливо улыбаясь, туземцы приблизились, один из них предложил европейцам аппетитные, хорошо подрумяненные лепешки, другой — мед, выложив свое угощение на широкие листья вместо тарелок. Великодушие туземцев растрогало наших друзей.