Приключения парижанина в Океании
Шрифт:
Папуасы, видя, что их угощение пришлось европейцам по вкусу, весело рассмеялись и произнесли несколько непонятных фраз на своем гортанном языке. К счастью, они могли кое-как объясниться по-малайски, и Виктору снова пришлось выступить в роли переводчика. Пьер и Фрике узнали, что их новые знакомые жили в горах, в маленькой деревушке, что добраться до нее европейцы смогут, когда солнце будет в зените, часов приблизительно через шесть, что жители деревни будут рады чужеземцам, если они пожелают туда отправиться.
— Вы очень добры, мои милые островитяне, — не переставал повторять Фрике. —
— Да, ты прав, неплохо было бы всем морякам иметь всегда про запас такие лепешки.
При этих словах боцман машинально развязал узел, служивший ему ночью подушкой. И, к его великому удивлению, оттуда на траву со звоном высыпалось несколько серебряных и медных монет. Глаза у островитян загорелись. Они хорошо знали цену этим металлическим кружочкам, знали, что смогут обменять их на огненную воду, а она даст им несколько часов радости.
Фрике перехватил этот взгляд и от души рассмеялся.
— Эти деньги, вероятнее всего, заработаны нечестным путем, но вам до таких тонкостей нет дела, не настолько вы щепетильны. Можете положить их себе в карманы, если у вас, разумеется, есть таковые. Знаешь, Пьер, я очень рад, что мы так распорядились нашим трофеем. Пусть на сей раз не оправдается пословица: «Чужое добро впрок не идет». Пусть оно пойдет впрок нашим славным островитянам.
Оба чернокожих в полном восторге схватили монеты и, полагая, вероятно, что они в этот день достаточно потрудились, решили, что в городе побывать они всегда успеют, а сейчас не станут расставаться со своими новыми друзьями и вместе с ними вернутся к себе в деревню, а имеющиеся у них припасы они вместе съедят по дороге.
Европейцев подобный план вполне устраивал, он обеспечивал им несколько дней передышки. Плотно позавтракав и хорошо отдохнув, наши друзья вместе с туземцами снова пустились в путь. Шли они по еле заметной тропинке, и та, петляя, привела их к подножию высокой горы, взобраться на которую было нелегко, но зато потом… Какие великолепные виды открылись их глазам, как чист и прозрачен был горный воздух! Позади остался густой удушливый туман, сквозь который лишь к полудню пробиваются лучи солнца. Освободившись теперь от этого болезнетворного тумана, путешественники легко шагали, любуясь высокогорным плато, где росли прекрасные кофейные деревья, свидетельствовавшие о необъяснимой беспечности колонистов.
Следует заметить, что португальцам, населявшим восточную часть острова, хотя редко кто из них не страдает болотной лихорадкой, не пришло даже в голову построить себе дома на возвышенности. Они настолько ленивы, что не занимаются возделыванием обширных земель, расположенных на высоте трехсот метров, где кофейные деревья растут, не требуя никакого ухода. И более того, они сами лишают себя одной из ценнейших сельскохозяйственных культур, вид которой вызывает в этих местах удивление у путешественников. Мы говорим о пшенице, прекрасно растущей на высоте тысячи двухсот метров над уровнем
Видимо, климат Тимора обладает какими-то особенностями, если пшеница, характерная обычно для районов с умеренным климатом, может расти в тропиках на столь значительной высоте. Этот остров, наверное, — единственный в Океании, где можно увидеть такое. И что удивительнее всего, зерно прекрасного качества, и хлеб из здешней пшеницы не уступает хлебу, испеченному в Европе, хотя муку здесь изготовляют самым примитивным образом.
Португальцы считают ниже своего достоинства самим сеять пшеницу.
Из-за своей немыслимой лени колонисты, вместо того чтобы как-то поддержать земледельцев, помочь им расчистить новые участки и проложить дороги, предпочитают привозить пшеницу из Европы, хотя буквально в двух шагах от их дома прекрасные плодородные земли и много свободных рук.
Эта необъяснимая бесхозяйственность и является причиной бедности Тимора в сравнении с другими землями в тропиках. Прояви поселенцы хоть немного усердия и доброй воли, что, видимо, несовместимо с темпераментом легендарных потомков бывших хозяев Малайских островов, они превратили бы эту жалкую колонию в богатейшую житницу.
Так рассуждал Фрике, глядя на небольшое поле пшеницы, тонкие и крепкие стебли которой сгибались под тяжестью золотистых колосьев.
— Ну и лодыри, — говорил он, — вместо того чтобы грабить торговые суда, заниматься вымогательством, закрывать глаза на гнусности морских разбойников и сажать под замок честных и безобидных путешественников, им следовало бы выкорчевать леса и засеять их пшеницей, которая не требует здесь никакого ухода, и доказательства тому налицо. Достаточно просто бросить зерно в эту плодородную, не нуждающуюся в удобрении почву.
Когда я думаю о наших крестьянах, работающих не покладая рук, и смотрю на эти благословенные земли, которые щедро согревает солнце и поливают дожди, я не могу не почувствовать презрения к тем, кто не ценит эти богатства и не использует их на благо людям.
— Бездельники! — проворчал Пьер Легаль, и слово это, как бы подводившее итог длинной тираде парижанина, прозвучало весьма выразительно. — Знаешь, что я скажу мы можем, конечно, любоваться природой и на чем свет стоит костить здешних лентяев, но хотелось бы знать, не застрянем ли мы надолго в этой стране. Ума не приложу, как отсюда выбраться и вернуться на Суматру. Ведь время не ждет.
— Терпение, друг мой, терпение. Подождем недельку, пока внизу еще помнят о том, что случилось прошлой ночью. Потом вернемся, посмотрим, что происходит в городе, и тогда… У меня есть уже план, великолепный план, ты сам убедишься.
На следующий день наши путешественники вместе со своими новыми друзьями не спеша добрались до примостившейся на склоне горы красивой деревушки, откуда открывался удивительный вид на море. В деревне виднелось около десяти домов очень оригинальной постройки, ничем не напоминавших крепости-деревни на других островах. Стены были сделаны из досок, крыши, покрытые соломой, имели форму конуса. В домах не было окон, лишь маленькие двери не больше метра в высоту. Строения, окруженные небольшими садами, где росли фруктовые деревья, располагались далеко друг от друга.