Приключения первого бессмертного человека на Земле
Шрифт:
От всего этого безумия людей действительно было бы здорово улететь куда-нибудь за пределы Солнечной системы. Глядишь, вернёшся через тысячу–другую лет, а тут, на Земле всё изменилось к лучшему.
… В тот вечер с вершины башни, в небе были видны Венера, Марс, Юпитер. Побывал я на них. Пока что только взглядом.
Страшновато. Уж очень одинокие они. Совсем как я.
Правда, отец говорит, что Циолковский насчитал во Вселенной огромное количество солнц, подобных нашему. Вокруг них тоже вертятся планеты. И среди них такие, как наша Земля, где, наверняка, есть разумная жизнь. Какие-то другие существа, скорее всего, похожие
— Вот бы увидеться, познакомиться! – сказал я.
— Чтобы тебе было что им сказать, ты должен, как твой любимый Леонардо да Винчи, сначала стать многогранным человеком, – он надел крышку на тубус телескопа, включил свет, залез по ступеням металлической стремянки наверх и наглухо задраил люк в ночное небо. —Благодаря деньгам Микеле лучшие университеты мира к твоим услугам. Конечно, придётся учиться под чужим именем.
— Не хочу под чужим!
— Видишь ли, домашнее образование кончается. Большего дать не могу. – Он сидел на верхней ступеньке стремянки, как нахохлившаяся птица. —Вообще, чем ты собираешься заниматься? До сих пор не определили, к чему тебя тянет.
— Не знаю… Папа, я чувствую себя уродом, которого когда-нибудь засунут в космический корабль и отправят к звёздам. Если до этого не украдут тебя и меня, не замучат…
— Подожди. Кем ты всё-таки хотел стать?
— Никем! Знаю только, что когда-нибудь я про всё про это напишу.
— Про что?
— Ну, про то, как мы жили сначала в России, про кастелло, про то, как ты сидишь на стремянке, а я боюсь, что она покачнётся, и ты свалишься, а я не успею тебя поймать.
— Не бойся! Она крепкая, стальная, — засмеялся отец и стал спускаться.
…Недели через две мы встретили на вокзале Ольгу Николаевну.
Она была всё такая же – прямая, высокая. Всё в той же синей куртке с откинутым капюшоном. Ей повезло с погодой. В сентябре жара спала. По утрам веяло прохладой.
К моему удивлению она не была поражена ни нашим замком, ни даже самой Италией.
Как прежде, лучилась улыбкой. Сказала, что за полгода я сильно вырос, а глаза стали совсем синие. Как Средиземное море.
Отец приготовил для неё одну из комнат. Но Ольге Николаевне очень понравилась наша маленькая обсерватория. И я перенёс туда раскладушку.
Мы с отцом получили подарок. Один на двоих. Только что изданную в Москве голубенькую книжку «Тайна жизни и смерти», написанную когда-то её погибшим духовным отцом.
На другое утро, пока отец занимался в лаборатории, я показал ей весь наш парк, а потом решился и, взяв с неё слово, что она не расскажет отцу, свёл по лестнице в подземелье, чтобы познакомить с Кисом.
И вот, когда мы дошли до решётки с отогнутыми прутьями и глядели, как Кис лакает молоко, я вдруг заметил в полутьме зыбкое фиолетовое сияние вокруг фигуры Ольги Николаевны. В нём мерцали, гасли, снова вспыхивали бесчисленные золотые звёздочки.
— Что это? —спросил я. —Вы вся светитесь…
— Ты тоже светишься, — улыбнулась Ольга Николаевна.
— Каким светом?
— Голубым. Не обращай внимания. Скажи лучше, дружок, как ты тут поживаешь?
Я рассказал обо всём, что меня мучило.
— Подобное, пусть это тебе не покажется странным, бывает по–своему с каждым человеком, — сказала она, когда я включил фонарик, и мы двинулись в обратный путь. – Не обязательно быть бессмертным, чтобы понять, насколько алчен и страшен мир. Христос не обещает счастья
Она остановилась у сундука со стальной ступнёй на крышке.
— Там внутри, по–моему, какая-то реликвия. Мощи. Открыть?
Когда мы поднялись из мрака на свет, сияние вокруг неё всё равно оставалось видным. Как-то не глазами, а внутренним зрением, что ли.
Ольга Николаевна расстелила на траве под пальмой свою куртку. Молча сидели. Мне показалось, что она молится, и я боялся нарушить тишину. Сидел рядом, обняв коленки. Всё думал, как спросить, почему всё в моей жизни откладывается на потом? И что со мной будет в этом потом?
— Что с тобой будет… — неожиданно произнесла она.
Я окаменел
Между тем, Ольга Николаевна словно читала вслух невидимые письмена:
— Вернусь, выкопаю на огороде картошку. А зимой, наверное, призовёт к себе Бог. Буду и там, на небе, молиться о тебе. И о твоём отце. Помни одно: твой отец в борьбе за бессмертие человека сражается не с Богом. Грехопадение было спровоцировано сатаной для того, чтобы на земле появилась смерть. И болезни. Вот почему, дружок, так особенно тяжек твой крест… Понимаешь ли, против кого и чего вы восстали? У каждого свой путь к Господу Иисусу Христу. И у каждого своё служение. Какое служение выпадет тебе, дружок, я пока не знаю. Но уверена, что оно проявится. Ты хороший. Настоящий друг Господа. —Она погладила меня по вихрам. – И Кис твой тоже хороший, замечательный. Когда ты последний раз стригся?
— У вас. Дома.
— Идём! Я тебя постригу! – она поднялась.
Когда мы всходили по лестнице к внутренним помещениям кастелло, я заметил, что ей трудно дышать.
— Давайте остановимся? Отдохнёте.
— Я не даю себе поблажек. Можно подняться на самый верх? Хочу увидеть сверху Божий мир.
Я вывел её к балюстраде на верхней площадке. И она увидела гавань, море. Нашу яхту.
— Ольга Николаевна, завтра утром покатаем вас по морю, покажем все места. Потом поплывём к Микеле. Он недавно вернулся из Парижа после операции. У вас дома ведь ещё висит его рисунок? Познакомим с ним, с его женой.
— Утром, дружочек, уезжаю обратно в Рим. Осталось меньше десяти дней до конца реколлекции – молитвенного общения с моими сёстрами.
— Откуда они?
— Из Италии, Бразилии, Франции, Конго, Польши… Из России.
— Ольга Николаевна! Я тут ни разу не исповедывался, не причащался. Грех? То, что становлюсь бессмертным, это грех?
— Читай то, что я привезла.
На следующее утро мы её проводили.
Перед отъездом Ольга Николаевна всё-таки подстригла меня. А заодно и отца. Без седых, всегда всклокоченных косм он как-то помолодел. Я же, остриженный «под ёжик», стал по её словам похож на заключённого. Она осталась крайне недовольна результатами своей работы. «Ничего, Ольга Николаевна, вырастут!» – утешил я её, разглядывая в зеркале своё загорелое лицо с неестественно синими глазищами и колючим наощупь черепом.