Приключения, почерпнутые из моря житейского
Шрифт:
– Дарья Ивановна, уж извините, а мне приходится нанять другую квартиру.
– Что такое, Фирс Игнатьич? что так вам моя не понравилась? Жили-жили столько лет да вдруг расходиться; нет, Фирс Игнатьич, это грех!
– Да помилуйте, течет так, что места не найдешь, где присесть и прилечь.
– Да потерпите, Фирс Игнатьич, все исправлю; что делать, напишу в полк племяннику; совестно, а попрошу у него; вот и Наташа подросла, авось найдется жених, выдам замуж, уступлю вам эту половину – эта крепенькая, – сама перейду на вашу.
– За эту-то половину
– Нет, ни копеечки не набавлю; для вас за ту же цену, только не сходите с квартиры.
– Да, ведь, бог знает, когда еще это будет.
– Ах, батюшко, да нет ли у вас в суде женишка? вот письмоводитель-то, что к вам ходит, кажется порядочный человек.
– Славный человек!
– Ведь вы с ним, чай, приятель: что бы вам повести словом, привести бы его к нам…
– Хм! – произнес, улыбнувшись, Фирс Игнатьич.
– Чему вы усмехнулись?
– Сам он просил, чтоб я познакомил его с вами.
– Зачем же дело стало?
– Да я думал, вам еще не понравится, что молодой человек ухаживает за Натальей Павловной; состояния же он не имеет.
– И! лишь бы был дельный человек – наживет!
– Я, пожалуй, – сказал Фирс Игнатьич, и в тот же день ввечеру привел с собой Андрея Павловича Илиадина.
Наташенька была вне себя от радости, потупляла глаза в землю и все краснела. Андрей Павлович также, что ни слово к ней, то вспыхнет. Дарья Ивановна заметила, что что-нибудь да уж есть между молодыми людьми, и сначала рада была, что дело скоро может сладиться; а потом задумалась.
– Господи, да что ж я буду делать одна-одинехонька без Наташи?… домишка развалится, где я буду жить, чем я буду жить? Отдам я за бедного, а сама ступай по миру!… а еще и сама из веку не выжила: сорока еще нет; кроме куска хлеба, нужно и платьице и чепчик порядочный, салопчик, и мало ли что…
Дарья Ивановна совершенно раздумала выдавать дочь за бедняка, когда Андрей Павлович явился с предложением, уверенный, что отказа не будет, потому что Фирс Игнатьич намекнул, что он нравится и самой Дарье Ивановне.
– Благодарю, Андрей Павлович, за честь, которую вы мне делаете; но вот обстоятельство: вы бедны, да и у дочери моей нет ничего, – отвечала она.
– Дарья Ивановна! – сказал Андрей Павлович, – я не требую ничего, кроме руки Натальи Павловны, осчастливьте меня! с нас двух жалованья моего достаточно будет.
– Андрей Павлович, – отвечала Дарья Ивановна, – положим, и так, да я должна подумать и о себе: я в дочь положила все; хоть у ней нет приданого, а зато всему выучила ее, она и поет у меня, и хозяйка на редкость – рукодельница, надо же, чтоб за материнское попечение она обеспечила старость мою…
– Неужели вы думаете, что мы вас оставим?
– Кто говорит; да у вас-то что ж есть, чтоб меня прилично содержать; а мне ведь еще с добрыми людьми жить; и к себе прими и в люди поди. Нет, Андрей Павлович, уж, верно, этому не быть.
– Дарья Ивановна! – повторил Андрей Павлович, – осчастливьте!
– И рада бы… человек вы прекрасный, парочка дочери моей, да, верно, богу не угодно… Дело другое, если б я сама была пристроена… замужем… и горюшка бы мало, еще вас бы наградила… а то… домишка провалится и весь доход мой с ним… Фирс Игнатьич и то грозится уж съезжать… Как съедет… что я буду делать?… – Дарья Ивановна прослезилась. – Я привыкла к нему, как к родному! – прибавила она и зарыдала. – Обо мне муж так не заботился, как он…
– Он не съедет, ей-богу, не съедет! – сказал Андрей Павлович в утешение Дарье Ивановне, – он так привык к вам…
– А вы почему знаете?…
– Да это видно, Дарья Ивановна.
– Что ж он говорил про меня?
– Он говорит, что вы такая прекрасная хозяйка, каких он сроду не видал.
– Неужели? голубчик мой!… Какой он добрый, не правда ли?
– Необыкновенный человек.
– Необыкновенный человек!… Восемь лет стоит у меня, хоть бы поморщился! Смирный, учтивый, господи боже мой! ведь знаю я мужчин, и муж у меня был человек хороший, да все не то… Восемь лет под одной кровлей живем, Андрей Павлович, – что-нибудь да значит! и не к такому человеку привыкнешь! – Дарья Ивановна снова прослезилась.
– И он как привык к вам, Дарья Ивановна!
– Да что ж, все это не прочно!… ведь он не муж мне – сегодня у меня, а завтра взял да и переехал: а я-то что тогда?… умру с горя, да и только!
– Да я уверен, Дарья Ивановна, что он ни за что не оставит вас, – сказал Андрей Павлович.
– А вы порука за него? Поручитесь, да и берите Наташу… а без того не могу, ей-ей не могу! кому-нибудь и со мной надо остаться… Это теперь общее наше дело, а потому-то я и говорю вам откровенно… О, да будь Фирс Игнатьич муж мой, какая бы и для вас-то выгода, как бы я вас-то пристроила: у меня дом, у него есть капиталец, – домик-то поправили бы. Здесь сами, а другую-то половину вам с Наташей – живите себе да поживайте.
У письмоводителя сердце ёкнуло, взор просветлел. «В самом деле, – подумал он, – это прекрасно!…» – Так Наташенька моя, Дарья Ивановна, если я устрою дело?
– Только устройте, нечего и говорить.
Андрей Павлович поцеловал руку Дарьи Ивановны и побежал к Фирсу Игнатьичу, который смиренно занят был какими-то отчетами.
– Ну что, – спросил он, – говорили?
– Нет еще, Фирс Игнатьич.
– Э, какой! чего боитесь, Дарья Ивановна такая добрая женщина.
– Как-то страшно!
– Вот еще, что тут страшного.
– Да, вы когда-нибудь сватались?
– Я? Нет.
– То-то и есть, что о других-то как-то легко говорить, а извольте-ко о самом себе!
– Оно правда, – сказал Фирс Игнатьич, задумавшись, – испытал я это… черт знает, никак язык не поворотится… Придешь, думаешь, вот скажу, да и ни слова; а время-то уходит да уходит! годы! хм! я бы давно уж женат был, да смелости нет!…
– А вы также влюблены в кого-нибудь, Фирс Игнатьич?
– Нет, что за влюблен; а хотелось бы судьбу пристроить: состареешься холостяком – и души не с кем будет отвести в четырех стенах.