Приключения Родрика Рэндома
Шрифт:
— Ныне я самый счастливый старик во владениях его величества. Жена моя, упокой господи ее душу, пребывает на небесах. Дочь выходит замуж на будущей неделе. Но вот две самых главных утехи моей жизни (он указал на бутылку и на большой том Горация, лежащий на столе), я стар, это правда, но что за беда? Тем больше у меня причин радоваться оставшимся крохам жизни, как советует мой друг Флакк: [10] «Tu ne quaesieris (scire nefas) quern mihi, quem tibi finem di dederint. Carpe diem quam minimum credula postero» [11] .
10
Полное имя Горация — Квинт Гораций Флакк.
11
Оставь,
Он с любопытством начал расспрашивать о наших делах, а мы не постеснялись ознакомить его с нашим положением, узнав о котором, он не поскупился на советы, как должно жить, и сообщил нам, что ему ведомы человеческие плутни. Тем временем он приказал своей дочери зажарить к ужину птицу, ибо он решил угостить сегодня своих друзей, permittens divis caetera [12] . Пока нам готовили угощение, наш хозяин рассказывал о событиях своей жизни, но, поскольку они ничем не примечательны, я их опускаю. Когда мы всласть поели и роспили несколько бутылок его quadrimum, я попросил разрешения лечь спать после того, как он уведомил нас, что на следующий день к полудню мы догоним фургон, а места в нем хватит еще на шестерых, так как едут в нем только четверо пассажиров. Перед сном мы потолковали с моим приятелем о добром нраве нашего хозяина, и Стрэп, преисполнившись верой в его доброту, с уверенностью решил, что нам ничего не придется платить за стол и помещение.
12
Оставив богам на волю все прочее.
— Вы заметили, что он питает к нам особое расположение? Он даже угостил нас чудесным ужином, таким ужином, какого уж, конечно, мы сами не заказали бы для себя.
Отчасти я разделял мнение Стрэпа, но почерпнутый мной жизненный опыт заставил меня отложить решение этого вопроса до утра; утром же, проснувшись рано, мы позавтракали с нашим хозяином и его дочерью приготовленным на скорую руку пудингом и элем и осведомились, сколько должны заплатить.
— Бидди вам скажет, джентльмены, — ответил хозяин, — в это я никогда не вмешиваюсь. Денежные дела недостойны внимания того, кто живет душой с Горацием. Crescentem sequitur cura pecuniam [13] .
13
С ростом денег увеличиваются заботы.
Взглянув на доску, висевшую в углу, Бидди сказала нам, что с нас полагается восемь шиллингов семь пенсов.
— Восемь шиллингов семь пенсов! — вскричал Стрэп. — Быть того не может! Должно быть, вы, девица, ошиблись!
— Подсчитай снова, дитя мое, — с полным спокойствием сказал отец. — Может быть, ты обсчиталась.
— Право же нет, отец, — ответила она. — Я свое дело знаю.
Я не мог дальше сдерживать свое негодование, сказал, что это счет бессовестный, и пожелал ознакомиться с ним, после чего старик, встав, пробормотал: «Да, да ознакомимся, это справедливо» и, взяв перо, чернила и бумагу, написал следующее:
Шилл. пенсы
За хлеб и пиво 0 6
За птицу и колбаски 2 6
За 4 бутылки 2 0
За топливо и табак 0 7
За помещение 2 0
За завтрак 1 0–8 7
Так как он не был трактирщиком, а накануне вечером я преисполнился к нему уважением за его обхождение с нами, у меня нехватило сил обругать его по заслугам; поэтому я ограничился словами, что, конечно, не у Горация научился он быть вымогателем. На это он отвечал, что я еще молодой человек и не знаю жизни, иначе я не стал бы обвинять в вымогательстве того, чьей единственной целью было существовать contentus parvo [14] и избегнуть importuna pauperies [15] . Мой спутник не так-то легко готов был примириться с этим плутовством и поклялся, что хозяин получит либо в три раза меньше, либо ровно ничего. Пока мы пререкались, я заметил, что дочь исчезла, и, сделав соответствующие выводы, немедленно удовлетворил непомерное требование
14
Довольствуясь малым.
15
Тягостной бедности.
16
Жадный всегда нуждается (Гораций).
17
Управляй настроением, которое, если не повинуется, повелевает (из того же послания Горация).
Глава XI
Мы прошли с полмили, не обменявшись ни единым словом. Я предавался размышлениям о плутнях, повседневно мне угрожавших в жизни, и о моих финансах, которые начали весьма чувствительно уменьшаться. Наконец Стрэп не выдержал и обратился ко мне с такими словами:
— Ну что ж, дураки быстро расстаются со своими деньгами. Последуй вы моему совету, и старый скряга скорей провалился бы в преисподнюю, чем получил по счету больше трети. Оно и видно, что деньги вам легко достались, раз вы их таким манером разбрасываете. Ах, бог ты мой! Сколько колючих бород должен был я скосить, прежде чем заработал четыре шиллинга три с половиной пенса, которые брошены собакам! Сколько дней просидел я, завивая парики, так что ноги у меня коченели, пальцы немели, а нос синел, как на вывеске цырюльника, висевшей над дверью! Какого чорта вы перепугались? Я бы побился об заклад на гинею, что поколочу одного из вошедших. Мне случалось колотить парней посильнее, чем эти.
И в самом деле, мой приятель готов был драться с кем угодно, только бы его жизни не угрожала опасность, но он питал непреодолимое отвращение к огнестрельному оружию, а также ко всем смертоносным орудиям. Для его успокоения я сказал, что ни одно пенни из этих чрезмерных издержек не ляжет на его плечи; он был задет этими словами и заявил, что умеет тратить деньги не хуже любого сквайра, хотя он всего-навсего подмастерье жалкого цырюльника. Весь день мы шли скорым шагом, нигде не останавливаясь на отдых, и, к невыразимой нашей радости, завидели фургон в четверти мили от нас; к тому времени, как мы нагнали его, мы совсем выбились из сил и, право же, не смогли бы дальше пройти ни одной мили. Поэтому мы стали торговаться с кучером, по имени Джой, чтобы за шиллинг он довез нас до ближайшей станции, где мы встретим хозяина фургона, с которым договоримся о дальнейшем путешествии.
Повозка остановилась, Джой опустил лесенку, и Стрэп, нагруженный нашими пожитками, полез первым. Но, как только он влез, его оглушил чей-то громовой голос:
— Какого чорта еще пускают пассажиров!
Бедный цырюльник был так ошеломлен этим возгласом, который, как мы вообразили, вырвался из уст великана, что стремительно спустился вниз с лицом, белым, как бумага. Джой, заметив наш испуг, крикнул с лукавой усмешкой:
— Проклятье! Почему вы не позволяете, капитан, бедному кучеру заработать пении? Полно, молодой человек, полезайте! Я капитана не боюсь.
Но этого поощрения оказалось недостаточно для Стрэпа, который был глух к совету повторить попытку. Тогда полез я, правда с трепещущим сердцем, как вдруг услышал тот же голос, рокотавший, как отдаленный гром:
— Провалиться мне на этом месте, если я с вами не расправлюсь!
Однако я влез и, по счастью, нашел свободное местечко на соломе, которым немедленно и завладел, но не мог разглядеть в темноте лица пассажиров. Стрэп с мешком за спиной ухитрился примоститься напротив, повозка дернулась, и он ткнулся прямо в живот капитана, грозно взревевшего: