Приключения Тимы и Тёмы
Шрифт:
Второй раз я это уже слышу: за нами невидимо наблюдают тёмики, о которых мы даже и не подозреваем у себя на земле.
— Идём мы, наконец, или не идём? — сказал маленький тёмик.
И мы снова пошли к колодцу, хотя я уже еле-еле волочил ноги.
Этот колодец был как и не колодец. То есть если смотреть сверху, с земли, всё было, конечно, как положено, а отсюда… просто маленькое озерцо. Если стать возле него на колени, вытянуть шею и посмотреть вверх, то видно, что туда тянется каменный ствол, а вверху этот
Мне казалось, что здесь, у колодца, и воздуха больше, и дышать слаще. И так близко земля, родная моя земля. Были бы у меня крылья!..
Вдруг что-то замелькало, забренчало и стало стремительно падать вниз. Это оказалось ведро.
Маленький водяной тёмик пригнулся и, как только ведро коснулось воды, прыгнул к нему.
— Что он делает? — испугался я за него.
— Ничего особенного. Покататься захотел, — объяснил мне Тёма.
Ведро стало подниматься, а вместе с ним, сидя на его краешке, и тёмик. Но вот он соскочил с ведра и как лягушка плюхнулся обратно в воду.
А что, если мне сесть в ведро и в нём поехать наверх? Без всяких лестниц! Сегодня же! Сейчас! Но я тут же опомнился: ведро не выдержит моей тяжести, оборвётся. А если… а если всё-таки выдержит? Ну и что тогда? Наверху девчонка какая-нибудь увидит вместо ведра с водой ведро с мальчишкой… Она — бегом от колодца, а я — кувырком вниз… Нет, сначала надо дать знать о себе. А как? Кричать? Вряд ли услышат, но попробовать надо. Часто ли приходят к этому колодцу? Где он находится? Может, на каком-нибудь дальнем огороде, где и людей-то почти не бывает.
Мы стояли и ждали. Наконец там наверху кто-то опять стал раскручивать верёвку с ведром.
Я приготовился крикнуть: «Эй, помогите!», но не успел. Тёмики начали громко ссориться.
— Моя очередь! — кричал Тёма.
— Моя! Это я привёл вас сюда! — кричал водяной.
— Ну и что, что привёл, твой, что ли, колодец?
— Я водяной, — значит, мой.
И тут ведро упало в воду и оба тёмика разом прыгнули к нему. Ведро стало подниматься. Но наверно, ведро с водой да ещё с двумя тёмиками в придачу было тяжёлым. Оно ползло медленно, еле-еле.
Только оба тёмика приготовились спрыгнуть с него, как верёвка оборвалась и ведро упало вниз. Тёмики камнем пошли на дно. А дна не было даже видно — так глубоко.
Я кричал, бегал вокруг…
Пулей вылетел из воды на берег маленький тёмик и стал прыгать, отплёвываться, отдуваться…
— А Тёма где? Сто двенадцатый где? — тряс я его, как будто сам не видел, куда исчез Тёма.
— Ох и холодина там, — стучал зубами мальчишка. — А главное — никакой рыбы, один лёд.
— А Тёма? Почему его так долго нет? Где Тёма?
— Откуда я знаю, — может, он утонул. — И трусцой побежал от озера прочь.
Я метался во все стороны, надеясь увидеть кого-нибудь из взрослых тёмиков. Как я ругал себя, что не научился плавать. Что делать, как спасти Тёму?
Скорым шагом приблизился к колодцу взрослый тёмик.
— Утонул кто-то? Сигнал отсюда шёл.
— Сто двенадцатый тоннельный утонул, помогите ему! — закричал я.
Взрослый тёмик недовольно поморщился:
— Тебе-то что за дело, человек? И не кричи так! Утонул так утонул. Слабые всегда гибнут.
— Он не слабый, он сильный, он просто ударился, наверное, потерял сознание. Прошу вас!
— Не проси, я и так его вытащу: вода должна быть чистой.
Он нырнул и вскоре выплыл с Тёмой на руках. Положил его на берег, посмотрел внимательно в лицо.
— Умер. — И ушёл.
Я побежал за ним, хотел вернуть его, просил… Но он, не обращая на меня внимания, шёл и шёл себе…
Я вернулся к Тёме, приложил ухо к его груди и ничего не услышал. Сердце не билось. И всё-таки я поднял Тёму за ноги и начал встряхивать его.
Вода хлынула из носа, изо рта. Когда она перестала литься, я положил Тёму на пол и стал делать ему искусственное дыхание, как учили по телевизору. Прошло пять минут, а может, десять — Тёма открыл глаза. Сел.
— Что случилось?
— Ничего, порядок, — сказал я. И стал гладить его по голове. Волосы были колючие, почти как иголки у ёжика.
— Что ты делаешь? — удивился Тёма и встал. Покачнулся. Постоял. Подвигал руками-ногами.
— Пошли.
— Тебе трудно пока, отдохнём ещё немного.
— Странный ты человек. Мне трудно, а тебе что до этого?
— Как что до этого? Я же твой друг.
Тёма слабо улыбнулся:
— На четырёх ногах, с хвостом?
— Нет, на двух ногах, с хохолком.
Мы пошли к тёмному переходу. Тёма шёл впереди, а я, согнувшись в три погибели, едва пролезал в тесном низком коридоре. В конце концов мне даже пришлось лечь на живот, чтобы вползти за Тёмой в небольшой грот. Я не успел выбраться из щели, как Тёма остановился. Он посмотрел кругом, пошарил рукой по стене, вытащил из одного места камень и из маленькой норки достал еду. Опять какой-то корешок. Напружинил руку и разрубил корешок. Подумал немного и ту часть, которая побольше, дал мне.
Я лежал, втиснутый в щель, и жевал твёрдый, чуть горьковатый, чуть сладковатый корешок. Жевал и думал, что всё на свете отдал бы за кусочек чёрствого чёрного хлеба. За какой-нибудь горелый сухарик! И ещё подумал, что теперь совсем иначе буду относиться к пище.
— Поел? — спросил Тёма. — Ну, пошли тогда.
Я дёрнулся назад — и не смог вылезти. Вперёд — тоже. Ни туда ни сюда.
— Зачем же ты лез тогда? — рассердился Тёма.
— Ты сам говорил, что нельзя ныть, вот я и терпел, молчал.