Приключения в Ирии и на Земле
Шрифт:
Через клапанную трубку Илья наполнил мешок воздухом, закрыл клапан и начал нажимать рукой на мешок, загоняя воздух в бурбоны. Волынка заревела некий походный марш, и на её призывные звуки явился спец с поста управления.
— Да ты, Илья, не хуже шотландцев играешь, — заявил он.
— А почему шотландцев вспомнили? — в моём голосе прозвучала нотка недоумения.
— Так это ж их национальный инструмент.
— Волынка была любимейшим инструментом у наших предков-варягов. Под ревущие звуки волынок они не только свадьбы играли, но и в бой ходили, немцев бить. Скорее всего, эти волынки принадлежали боргам, таким же горемыкам, как и мы, — выдержав паузу, обратился к Илье: — Сможешь научить на волынке играть?
— Вас, князь?
— Нет,
— Согласен, но при одном условии.
— Каком же?
— С моей благоверной поговорите. Что ни день, скандалы устраивает. Поносит Мирославу, рабыней кличет. А Мирослава, в отличие от нас, рабскую долю, до встречи с моей благоверной, не испытывала.
— Дурное дело — заразное. А самому трудно прищучить?
Илья тяжело вздохнул.
— Ясно. Не люблю мелодрамы, но разыграю как по нотам. После княжеского слова шёлковой станет.
Волынка Ильи заревела маршем победы, но победы без беды не бывает, а беда в том, что акустика в том помещении была на редкость отвратительной, ещё хуже ужасных запахов газов-консервантов, уловленных в процессе неведомого для меня химпроизводства и закачанного в футляры волынок.
О КРЕСТОВОМ ПОХОДЕ И ПРОЧИХ МЕТОДАХ ОТЪЁМА ЦЕННОСТЕЙ,
или
LA MACABRA COMMEDIA
Мрачен замок Кали, матери Живы. При его строительстве применяли исключительно камни чёрного или близкого к чёрному цвета: базальт, гранит, мрамор. Первое впечатление: жуть! Но наш неверующий русский, благославясь да перекрестясь, ко всему привыкает.
Акустикой славился большой зал собраний в замке уралгородцев. Отчётливо слышалось даже слово, обронённое шёпотом. Шум недовольства перекрыл зычный голос Семёна Петровича, бывшего зама главного энергетика. Из молодых да ранний. В Череповце, на металлургическом заводе, он полагал себя вечно обиженным, и в нашей среде частенько возмущался, а в беседах с мужиками извергал потоки блатного жаргона, что явно контрастировало с его статусом магистра, полученного без отрыва от производства. Впрочем, все здесь из обиженных, нет таких, кому жилось бы «счастливо, вольготно на Руси».
— Чё так мало, князь?
Меня опередила племянница. Как главный бухгалтер, Маша каждому выдавала по десять золотых монет.
— Как вам не стыдно, Семён Петрович?! У нас всё бесплатно: медицина, учёба, питание, одежда… Живём как при коммунизме.
Верно она сказала: в наших общинах мы установили неизмеримо ценный порядок и изначально устранили частную собственность. Не коммунизм, конечно, а нечто вроде нового социализма.
— А вот не стыдно, Мария. Ты как экономист должна знать, что мы нашу экономику поставим с головы на ноги при товарно-денежных отношениях.
Маша вопросительно глянула на меня, и в её взоре ясно читалась фраза: «ваше слово, товарищ князь».
— Тебя, Семён Петрович, никто не держит. Если спешишь окунуться в товарно-денежные отношения, ради бога, можешь отправляться в Венецию или Киев. До многих, возможно, ещё не дошло, что у нас иные задачи. Давным-давно Анастасия мне молвила о возможности возвращения странниц. Не только мы, все на Земле станут их рабами. У нас единственный выход: овладеть технологиями странниц и изобрести свои. И второе: кто-то ещё не понял ценность монет. У каждого ныне большой капитал. Ты, Семён Петрович, на эти деньги сможешь купить, например, десять женщин. Такова ценность наших рублей по словам Великанова. Раньше или позже, но у всех будут возможности что-то покупать на внешних рынках. А наши внутренние отношения, благодаря обстоятельствам и мудрому решению вече, не должны строиться на принципах отъёма капиталов или иных ценностей, ни ныне ни впредь. Так что выбирай, Семён Петрович, что тебе милее? Свобода или рабство?.. Объявляю для всех: завтра летим к русам. Флайер не резиновый, но как освободим контейнер от гостинцев, так и место обеспечим для грузов и людей. Великанов — старший в группе. С заявками к нему.
Не стал я говорить о предположении Мутанта. Весьма вероятно, что он был неправ, высказывая сомнения о возможности возвращения странниц. Спрашивается, какого лешего я должен пренебречь мнением Анастасии? Тем более, что нет ответов на многие вопросы, связанных с родом Живы. Весьма заботливо они, а точнее говоря, их борги законсервировали остановленные производства.
Семён Петрович остался при своём мнении. Слышал я ранее недоброжелательные пересуды о нём его товарищей из бригады энергетиков; их байки можно выразить одним словом: «хозяин». Хозяин почти что барин. Возымел он пожелание покинуть нас, а я порадел ему, наказав быть готовым к вылету в стольный Киев-град к шести часам утра, ещё до рассвета. Мне предстоит большое дело — лететь в тот же день к Варяжскому морю, а потому времени в обрез.
Ясная погода не балует нас каждый день: с океана, с удивительной упорядоченностью, ветер приносит грозовые дожди. Велико испарение Южных морей, а нас захлёстывают то потоки, приносимые с юго-востока, то ливни — с юго-запада. В благодатных землях Василевса снимают по два урожая за сезон, но нам вполне хватает и одного урожая. Не знаем, куда излишки девать.
Безветрие в ранние утренние часы сулило ясный день. И слава богу. Семён Петрович явился, конечно, с супругой, рюкзаками, мешками. Ясное дело, всю ночь паковал вещи. Никто не вышел их провожать. Предложил супруге Семёна Петровича остаться. Увы, не согласилась. Как и муж, не желает далее работать задарма. Семён Петрович забросил вещи во флайер, и я велел им пристегнуться, ибо полетим на квантовом движке. У флайеров два типа движков: гравитационный, служащий для неспешной транспортировки грузов в контейнерах, и квантовый, что позволяет развивать скорость не хуже реактивных двигателей.
Жадно вглядывалась парочка в пространство бескрайних лесов. Хвойные леса уступили место смешанным. В самом деле, обильна и богата лесами Киевская Русь! Там и березняки и дубовые рощи. В больших селениях видны деревянные церквушки. Жить бы да радоваться такому раю! Я размышлял молча, слушая диалог бывшего зама главного энергетика с супругой. С минуту держал указательный палец над площадкой отключения системы прослушивания — и не стал отключать звук. Мои пассажиры с пылом и жаром обменивались наблюдениями, предвкушая радости неведомой, но сладкой жизни, алчно радуясь перспективам, что откроются им в среде лохов. Так и слушал, как они вели меж собой обычные разговоры о делах и делишках, что уже проворачивали, и о тех, что предстоит провернуть… Если бы эти разговоры да в обычной ситуации где-нибудь в Ирии, так я и ухом бы не повёл, а может быть, воскликнул, подобно тверьчанам: а плевать! Многолюден Ирий, а святых там мало. И я в святости не был замечен. Лишь компания Apple игриво демонстрирует логотип с надкушенным яблоком. По сути, почти у каждого в Ирии на лбу должно гореть греховное яблоко. Например, на кепке или бейсболке.
Но Земля не Ирий, и здесь вам не там!
Сверился по карте на мониторе, и пассажиры услышали мой голос:
— Подлетаем к Киеву. Я вас у города высажу.
Сообщив радостную весть, отключил квантовый двигатель, переключился на управление гравитационным движком и завис над опушкой леса, близ дороги, ведущей к городу. После мягкой посадки вышел размять поясницу. Семён Петрович всё охал: «Где ж мне транспорт достать?» Пришлось ему разъяснить, что транспорт на тот свет он уже заказал. Длинный приговор зачитывать им не стал. Не изверг. Но два слова или чуть более молвил: «За предательство и жадность…». Расстрелял их из отцовского ТТ. Похоронил и надписи не написал.