Приключения в Красном море. Книга 2(Человек, который вышел из моря. Контрабандный рейс)
Шрифт:
XXXIV
Мы заметаем следы
Ничто не сравнится с радостью, которую испытываешь после таких потрясений. Мы летим к морю как на крыльях.
Самое трудное — уничтожить отпечатки наших шагов. Я понимаю, что нам не удастся вернуть песку его первозданную чистоту, и подобные меры предосторожности могут обернуться против нас: рыбаки не стали бы заметать свои следы. Поэтому я отрываю своих людей от работы и посылаю их собирать хворост, который волны выбрасывают на берег. Я нахожу несколько довольно толстых веток и складываю примитивный очаг из трех камней, как это обычно делают рыбаки. С помощью спичек —
Мы входим в воду и плывем к нашей затопленной лодке. Только концы ее виднеются над водой, словно два камушка. Чтобы ее обнаружить, надо знать, где она находится. Мы живо поднимаем лодку на поверхность и садимся в нее, несмотря на то, что она еще полна воды. Одни гребут, другие тем временем вычерпывают воду.
Наконец мы поднимаемся на борт «Фат-эль- Рахмана». Мы разворачиваем парус, скрученный вокруг поднятого до отказа рейка на случай срочного отплытия. Заря застает нас в двух-трех милях от берега. Конусы покинутых холмов, угрюмо чернеющих в ночи, мрачные овраги, где мы переживали тревожные часы ожидания, — все это темное, только что населенное зловещими тенями пространство теперь залито мирным розовым светом и радуется наступлению нового дня. Огромный красный шар восходит над фиолетовыми плоскогорьями азиатской пустыни, и его свет изгоняет из памяти гнетущее воспоминание о ночном кошмаре и вселяет в наши сердца бодрость.
Джебели решил остаться на берегу, так как его присутствие на борту может показаться подозрительным. Он хочет как можно скорее попасть в Суэц, чтобы узнать через своих многочисленных друзей причину усиления береговой охраны.
Нам снова приходится лавировать, преодолевая северный ветер, обычный для залива, но никогда еще плавание не казалось мне столь приятным. Все тревоги позади, даже судьба каравана меня больше не волнует. Я не стану переживать по поводу утраты остатка причитающихся мне денег: моральное удовлетворение от успешно завершенного начинания с лихвой возместит мне все издержки. Вдобавок полученная сумма почти удваивает мой капитал — десять тысяч франков, — вложенный в дело.
Вместо того чтобы вернуться к своему причалу, я подвожу судно к небольшой лодочной пристани в старой части Суэца, расположенной в глубине извилистого фарватера, слева от канала. На этот старый порт, куда лишь изредка заходят фелюги, смотрит старый фасад агентства по морским перевозкам. «Елена» — единственный пароход, почтивший своим посещением сей затерянный уголок, дремлет у причала напротив портала.
Я прохожу таможенный досмотр, чтобы выйти в город. Таможенник тщательно обыскивает меня, и я рад доставить ему это удовольствие.
Мне не терпится увидеть Ставро, чтобы подробно рассказать ему о результатах проведенной операции; только он может сделать из этого надлежащие выводы.
Не дожидаясь вечера, я отправляюсь к нему. Он видел наше судно и не удивляется моему появлению.
— Вам неслыханно повезло, — заявляет Ставро. — Я провел кошмарную ночь и думал, что все пропало. Я послал человека, чтобы предупредить вас об опасности и передать, чтобы вы оставались на месте, но он опоздал: вы уже вышли в море, а Джебели был Бог весть
В этот момент раздается стук в дверь. Ставро меняется в лице, а я удивляюсь впечатлительности контрабандиста. Мы сидим, затаив дыхание, ожидая нового удара, но человек за дверью терпеливо ждет: значит, это свой.
Женщина открывает дверь и впускает Джебели.
У Ставро слегка трясутся руки, и на лбу выступает пот Он вопрошающе смотрит на пришедшего.
Джебели приветствует нас со своей всегдашней невозмутимостью.
— Ну, как дела? Говори же скорей.
— Ничего. Все в порядке, слава Аллаху… Словом, все могло бы быть гораздо хуже.
— Значит, что-то случилось?
— Да, охранники вчера заметили лодку, но не узнали ее. Они рассказали об этом, видимо, чтобы оправдать свое бегство. Этим утром офицер с двадцатью солдатами обследовали место, где была замечена лодка…
Джебели прерывает свой рассказ и достает сигарету.
— Дальше, что было потом? — спрашивает Ставро, белый как полотно.
Джебели спокойно глядит на него своим единственным глазом и неспешно прикуривает от свечи.
Ставро сжимает кулаки, словно собираясь наброситься на него.
— Потом, — невозмутимо продолжает Джебели, — нашли следы костра; зола уже остыла, но было ясно, что его жгли этой ночью. Оба охранника растерялись. То, чем они объясняли свое бегство, теперь выглядело неубедительным. Очаг под открытым небом, разбросанные повсюду следы, никакого признака верблюдов — все это говорило о том, что здесь разводили костер рыбаки, дожидавшиеся улова. В окрестностях тоже не было обнаружено следов верблюдов. Тогда офицер пришел в ярость и отправил охранников на восемь дней в карцер в наказание за трусость.
Рассказ Джебели возвращает Ставро к жизни. Его лицо разглаживается, краска вновь приливает к щекам, и старый партизан с портрета презрительно взирает на своего сына, в чьем исполинском теле прячется трусливая душонка. «От огня остается пепел», — говорят арабы…
Успокоившись, Ставро вновь обретает свой внушительный вид, и его серые орлиные глаза свирепо и неустрашимо сверкают из-под бровей. Он провожает меня к дверям, потирая руки, и назначает встречу на следующий день в Каире, где я должен получить окончательный расчет в случае благоприятного исхода.
XXXV
Евреи
Теперь можно оставить судно без всяких опасений. В тот же вечер я уезжаю в Александрию, чтобы разыскать Шушана и продать ему оставшийся жемчуг. Он оставил мне адрес своих братьев, когда мы в последний раз встречались в Массауа.
Приехав в Александрию, я сажусь в старую коляску — местный экипаж — и отправляюсь по указанному адресу на улицу Сесострис, расположенную в самом богатом квартале города. Здесь находится шикарный ювелирный магазин братьев моего друга. Меня встречают с сердечным радушием, принятым у евреев. Жак говорил обо мне, господине Анри, и я для них — старый знакомый…