Приключения в приличном обществе
Шрифт:
– Вас, барин, к барьеру.
Я машинально ухватился за пистолет. Памятуя о том, что еще как минимум трое налетчиков до сих пор меня ищут, я решил первое время не расставаться с оружием. По крайней мере, до тех пор, пока обстоятельства не прояснятся. Может, с дворянами удастся договориться о выселении этих негодяев из города. А может, надеялся я, что маска маркиза настолько срослась с физическим моим лицом, что и юридически я теперь чист перед Леопольдом, покойным, я повторяю.
То обстоятельство, что его в этом мире больше нет, не могло служить окончательным утешением. Даже при отсутствии
– Вставайте, граф, вас ждут великие дела, - произнес нараспев голос графини, которая, манкируя условностями, вошла ко мне, голому, спящему, и теперь бесцеремонно трясла за плечо.
Я открыл глаза. Светало. Вернее, было уже вполне светло.
– Я мужа своего всегда так будила. Мол, вставайте, граф, вас ждут великие дела, - вновь промурлыкала эта женщина.
– Хорошо-хорошо, - пробормотал я, стараясь, чтоб в голосе не прорвалось ни нотки неудовольствия.
– Встаю.
Ей повезло, что пистолет применить не успел. Мое резкое движение не замечено было графиней, рассеянной с утра, уже мысленно занятой чем-то своим - чем?
– Ах, да, выборы. Дело житейское, демократическое.
Она вышла, чтобы дать мне одеться в пиджачную пару, которую, видимо, только что сама и внесла, не совсем аккуратно бросив ее на кресло.
Минут через двадцать, совершив туалет, облачившись в брюки с командорской задницы и в пиджак с его же плеча, я спустился вниз.
Гардероб в целом сидел на мне сносно, только рукава были немного длинны, да у рубашки отсутствовала верхняя пуговица, пустую петельку я догадливо прикрыл галстуком.
Чтобы не таскать с собой лишнего, я вынул из карманов и выложил: довольно пухлый блокнот; несколько разрозненных, различного формата бумаг, тоже с записями; около десятка ручек и карандашей, оставив при себе лишь одну, ну и так далее.
Во вшитый с исподу дополнительный обширный карман, освобожденный от блокнота, я упаковал пистолет и покрутился перед зеркалом: нет, ничего не оттопыривается. Сверху, вероятно, еще дадут плащ.
Позавтракали мы очень быстро. Я даже не сообразил, чем.
– Пошевеливайтесь, шевалье, - поторопила своего шофера графиня.
Шевалье - на этот раз без ливреи - подал 'Пежо'. Он был одет в темно-коричневый, почти черный костюм. Шляпа, тоже очень коричневая, придавала ему сходство с гангстером Копполы. Да нынче и манеры его были под стать.
Зима еще только грозила издали, брала на понт. Но было довольно прохладно, во всяком случае, ниже нуля. Солнце то показывалось, то снова прятало свой тусклый лик, словно дурно выбритый, с отеками и побоями с перепоя. На юго-востоке было немного облачно, запад был чист от туч, но небо едва голубело - бледное, выцветшее, как ситцевый платок предместий.
Мотыгинская окраина, мелькавшая в просветах
– Нынче, наконец, закончатся все эти хлопоты, - высказалась графиня.
– Если погода не подгадит опять.
На мой вопрос, почему б это ей нам гадить, она сообщила, что в прошлое воскресенье, облюбованное для выборов еще с весны, поднялся вдруг такой туман, что кандидатов пришлось бы выбирать на ощупь, если б они, посоветовавшись, не перенесли этот процесс на неделю.
Тумана, однако, не наблюдалось. Футурологи и гадалки предсказывали слабооблачность и небольшой ветерок. Синоптики - дальнейшее понижение температур. Не знаю, как звезды выпали, но дурных симптомов в полете зимующих птиц я не нашел.
На улицах было чисто, как в санитарный день. Скульптуры, статуи и муляжи в еще большем количестве разнообразили городские пейзажи. Персонажи были различного толка. Памятники посвящались событиям не всегда значительным и людям, заслуженным не вполне. Один осанкой весьма напоминал Маргулиса, но был вознесен постаментом столь высоко, что черт лица столпника нельзя было разобрать. Даже у здания УВД был выставлен ряд статуй, похожих на вытянутые в длину буквы, но что там было написано, я прочитать не успел. Я лишь заметил, что букву ять представлял согбенный монах.
Статуя мэра - та самая, с галстуком через плечо, что я видел однажды в подвале ваятеля, прикрывавшая тогда передок правой рукой, теперь подпирала плечом какой-то ларек. Рука по самый локоть было оторвана - к стыду этой статуи.
Ближе к центру и скульптуры стояли гуще: градоначальники, заместители, ржевские, буратины, князья. Графиня отыскала среди них даже одну мою, но шевалье, что-то буркнув сквозь стиснутые зубы, сознательно отказался притормозить, за что и был вскоре жестоко наказан - причем на всю жизнь.
Регулировщик, чересчур пьяный для постового в такой час утра, направил его 'Пежо' влево, где проезжая часть отсутствовала, и дисциплинированный шевалье, едва не трамвировав трамвай, задевая праздношатающихся, влетел на какой-то бульвар, где врезался в даму с собачкой. Автомобиль шарахнулся влево, дама - вправо, собачка, поддетая затормозившим колесом, пролетела метров сто пятьдесят над бульваром, но приземлилась удачно, не сломав ни одного ребра.
Мне тут же пришел на ум анекдот, популярный в 'стенах'.
– Мадам, - сказал я, обращаясь к графине.
– Вы видели когда-нибудь, чтоб собаки так низко летали?
– Быть может, это к дождю, - рассеянно отозвалась графиня, вглядываясь в какие-то списки.
– А впрочем, какой дождь?
– спохватилась она.
– Скорее снега следует ждать.
Шевалье вынужден был выйти, чтобы объясниться сначала с постовым, потом - с дамой. Случай не столь значительный, чтобы специально останавливаться на нем в этих анналах, но имевший последствия: именно так шевалье Шувалов познакомился со своей будущей супругой и в скором времени оставил нас, перейдя в услужение к ней.