Приключения в приличном обществе

Грим

Проходная представляла собой небольшую круглую башню в два этажа, издали похожую на шахматную ладью. Двое караульных расположились наверху, третий, нижний, разыскивал в данный момент Маргулиса. Сверху, как на ладони, были видны несколько дорогих машин, все 'Пежо', из которых уже повылезло человек двенадцать.

Некоторых я тут же узнал - видел в Дворянском Клубе. Один был какой-то князь, другой - виконт. Граф и графиня Утятины поддерживали на весу какой-то деревянный ящик, обитый неопределенного цвета сукном. Среди прибывших было несколько женщин:

положительного вида, пожилых.

– Попечители, - сказал мне караульный, бросив в них презрительный взгляд.
– Хоть издали на них разок посмотреть. Узнать, какие они, наши благодетели.

– А я думал, шлюх привезли, - сказал второй.

– Да хватит ли, гляди, на всю компанию? Марочкин, тебе две?

– Что-то они не очень, - сказал возвратившийся Марочкин.
– И сутенеров уж больно много крутится возле них. Эй, у вас там не бомба в руках?

– Избирательная ...на, - донесся до нас голос Утятина, слабый и тонкий.
– Завтра ...боры ...- Пошевеливал ветерок.
– Мы попечители лечебно-врачебных уч...ний...
– Голос его окончательно унес ветер.

– Доктора нет дома. Санитарный день, - сказал караульный.

Внизу принялись совещаться. Марочкин, чтобы чем-то заполнить паузу, швырнул в виконта яйцо, оставшееся от завтрака. В виконта он не попал, а яйцо, оказавшись всмятку, угодило в одну из машин. Оно расползлось по капоту - бледный желток на белом 'Пежо'.

– Эй, ты там чего?

– А ничего. Знай наших.

– Знай ваших, мы бы конечно так близко не сунулись, - сказал водитель 'Пежо' и отогнал автомобиль на расстояние, недостижимое для броска.

– Так значит, отказываетесь от волеизъявления?

– Шлите шлюх. Тогда, может быть, изъявим, - отвечали караульные, глядя вниз с большим подозрением, словно графья внизу были хитрые ахейцы, а урна - Троянский конь.

Подоспевший Маргулис избавил меня от дальнейшего с ними общения. Я отправился в вестибюль.

Каково же было мое удивление - досада? негодование? восторг?
– когда Маргулис вернулся. Он возвратился через четверть часа, но не один - с графиней. Марочкин вслед за ними и урну внес.

Я не знал, радоваться ли мне такому повороту событий или волосы на себе рвать от огорчения. Побег мой из этих мест становился еще более проблематичным, соображал я, покуда она, улыбаясь во всё лицо, руки для объятия распахнув, неслась, семеня, мне навстречу.

Сия сиятельная особа не представляла себе всей серьезности ситуации, в которой я оказался, и той окончательной безнадежности, в которую она своим несвоевременным появлением меня ввергала. Оказаться единственным рыцарем и защитником этой женщины на замкнутой территории, где только что победила сексуальная революция, а женщин - всего две, да и тем за ночь очень досталось - к такому повороту событий я не был готов. Вся надежда на то, что заказанные в городе девицы прибудут вовремя. То есть, до того, как люди насытятся и начнут теребить свои... г-м... гениталии, а коллективное либидо достигнет критической

линии и ринется через край.

Ее незапланированное присутствие затрудняло, а то и вовсе отменяло побег. Надо было, не медля, связаться с Кузьмой, сообщить, что нас теперь двое.

Но эти соображения, лишь на секунду омрачили мой ум, не затмив радости от свидания. Нет, я был искренне рад нашей встрече, несмотря на то, что остро хотелось есть.

Мы обнялись, да так крепко, что наши два сердца едва не слились в одно, да они б и слились, если б не рёбра. Ее, впрочем, стучало чаще, опережая мое. Глаза влажно сияли.

– Ах, маркиз, - сказала она, совершив поцелуй.
– Отныне вся моя жизнь - ваша!

– Я люблю вас, графиня, - поспешно произнес я, опасаясь, что промедли еще секунду, и ее признание вырвется первым.

– Добро пожаловать пожрать и выпить, - сказал галантный и гостеприимный Крылов.

Мы пожаловали. Проходя мимо Никаноровой конуры, я заглянул. Нет, никого в конуре не было.

Она необыкновенно была хороша. Описать ли ее великолепный наряд? Ленты, браслеты, перья? Скорее всего, опишу, но позже. Все присутствующие были настолько ею поглощены, что почти не обратили внимания на то, как караульные внесли - один за другим - дюжину ящиков с пивом. Избирательную урну Марочкин задвинул в угол, ближайший к двери.

– Что вижу я?
– Делегатка!
– Делириум-м-м...
– Деликатес!
– неслись шепоты.

– Даже слюнки текут, - сказал Иванов, глядя на нее с аппетитом.

– А у меня наоборот, сушит во рту.

– Пикантная. Кстати, вы пробовали суши?

– Не пробовал и не буду, - сказал Кашапов. Был он по случаю праздника в новых трусах, снятых с убитого, которые доходили едва ли не до колен, тесно облегая чресла.
– Один мой дедушка, правда, двоюродный, когда брали Японию, кушая суши, сошел с ума.

– А это что там внесли?

– Урну.

– Нет, в ящиках?

– Это пиво, - сказала графиня.
– Утоляет сухость во рту. И вобла сушеная.

– Суши?

– Пикантная. К пиву. Деликатес, - кокетничала графиня.

– Нет, вы не поняли. Когда наши в Японии суши нашли ...

– То сошли с ума. Слышали. Короче, колченогий: те, кто считает себя в здравом уме, пусть не едят суши.

– Вобла нам уже не поможет и не повредит, - сказал Иванов, ногтем сковырнув пробку с бутылки и припадая к ней. Все на минуту притихли, глядя на то, как он впитывал пиво.

Между тем повара и кухонные добровольцы проворно собирали на стол под присмотром обер-коха и Кравчука.

– Что это у вас?
– интересовался комендант.

– Бублики, - отвечал разносчик на заданный строгим тоном вопрос.

– Гм ... Согласно моему врожденному представлению о бубликах, - сказал Кравчук, вглядываясь в предмет, - они круглые.

– А они и есть круглые. Вы ж его, батюшка, бочком держите.

– А это что?
– останавливал Кравчук очередного.

– Б... буженина.