Приключения Виконта Адриланки
Шрифт:
На самом деле эта проверка, на первый взгляд совершенно незначительная, стала маленьким, но критическим элементом в распутывании хитроумно-сплетенного гобелена, первая нить которого ослабла более года назад, когда Ее Величество бросила свою ручку в стену.
А вот как в точности эта проверка помогла вытащить эти нитки — это не то, о чем читателю придется долго гадать; напротив, мы предполагаем открыть это немедленно.
Восемьдесят Третья Глава
Когда Кааврен начал свою проверку, Пэл, который занимал маленькую, предназначенную только для него комнату в Особняке, услышал свое имя. Выглянув наружу, он заметил гвардейца, который, на этот раз будучи посланнком, попросил у него минутку времени.
— Да, и что случилось? — скааал Пэл.
— Ее Величество.
— А, она хочет увидеть меня?
— Точно. Она хочет видеть Вашу Доверительность, и прямо сейчас. И еще мне поручили передать вам…
— Да?
— Что даже малейшая задержка будет, как она выразилась, крайне неуместной.
Пэл пожал плечами. — Да сохранят меня боги о того, чтобы быть неуместным.
— И?
— И я немедленно иду к ней. Настолько немедленно, что вам не придется ждать даже мгновение, и вы можете идти со мной, так что всем будет ясно, что вы выполнили ваш долг самым образцовым способом.
— Не может быть ничего лучше, — сказал гвардеец, не без некоторого удовлетворения, так как теперь, когда Кааврен вернулся, он знал, что, хотя никакое упущение не останется незамеченным, служебное рвение будет замечено, оценено и вознаграждено.
Верный своему слову, Пэл проводил гвардейца до крытой террасы, которая находилась от его комнатки буквально в двух шагах. Когда он вошел в комнату, в которой находилась Ее Величество, он поклонился, и, прежде чем успел выпрямиться, понял, что дело плохо — в глазах Зарики горел огонь, которого он никогда не видел раньше; на самом деле он почувствовал на себе испытующий взгляд, которым на него никто не смотрел со времени экзамена, который ему пришлось пройти во время поступления в Академию Доверительности — только воспоминание об этом испытании заставило пот появиться на лбу Йенди, нервы которого в обычное время были холодны как лед. Более того, Орб окрасился в самый чистый, самый красный цвет ненависти, который Пэл когда-либо видел. Он почувствовал себя так, как чувствует себя моряк в то мгновение, когда его корабль подхватила волна и тот вот-вот ринется вниз с ее крутого склона навстречу следующей.
Воспоминание об этой встрече с Мастерами Доверительности вернулось обратно, еще более сильное, пока он ждал, когда Императрица заговорит. Во время экзамена самым ужасным были даже не распросы о деталях его жизни, жизни его предков, мыслях и чувствах, о которых он никогда и никому не рассказывал, в том числе самому себе, но казавшиеся бесконечными паузы между вопросами; вот и теперь, когда он точно знал, что, независимо от намерений и мыслей Ее Величества, о шутках речи не было и он сам был объектом ее пристального взгляда, те же самые ощущения вернулись —
Наконец она сказала, — Я думала, что могу доверять вам, Герцог.
Эти слова, произнесенные вот так, без вопроса, были самой худшей катастрофой, которая может обрушиться на того, кто посвятил себя изучению доверительности. Ему потребовалось собрать все свои резервы, чтобы встретить взгляд Зарики и ответить с хладнокровием, которое сделало бы честь самому Айричу. — И Ваше Величество может.
Она опять взглянула на него, ее глаза сузились, а красный цвет Орба стал еще более ярким, хотя, казалось бы, дальше было некуда.
— Не усугубляйте вашу вину отрицанием, Герцог.
— Ваше Величество может спрашивать меня под Орбом.
Она раздраженно махнула рукой. — Я кое-что знаю о предметах, которые вы изучали, Герцог. И я готова поверить, что вы проведете Орб так же легко, как и меня.
— А не может ли Ваше Величество снизойти ко мне и объяснить, в чем меня обвиняют?
— Я бы предпочла, чтобы вы сами догадались, без моих объяснений; мне больно даже думать об этом.
— Увы, мне не в чем себя упрекнуть, так что я не в состоянии представить себе, что мне вменяют в вину.
— Поймете ли вы более ясно суть дела, Йенди, если я расскажу вам об аудиенции, которую я имела честь дать Его Высочеству Принцу Ритзаку, Графу Горы Флауерпот и Окрестностей?
Пэл поклонился. — Я сожалею, но мне это ничего не говорит.
— Принц, Наследник Дома Лиорна, имел несчастье быть вынужденным сказать мне, что его Дом, то есть Дом Лиорна, Дом, на который все остальные смотрят как на образец морали и следуют за его политическими решениями, не может более поддерживать мои притязания — поймите, он использовал это слово, «притязания», причем даже сам покраснел, когда произнес его — на Орб. А Орб, должна я добавить, в это время кружил вокруг моей головы.
— Да, это действительно большое несчастье, Ваше Величество.
— Я совершенно согласна с вами, Герцог.
— Тогда я беру на себя смелость сказать моей Императрице, со всей искренностью, что не могу представить себе каким образом я связан с этим несчастьем.
— Вы лжете, Герцог.
В глазах Пэла сверкнул огонь, ничуть не меньший, чем в глазах Ее Величества, и он сказал, — Ваше Величество легко может обвинить меня во лжи, зная, что я не могу потребовать удовлетворения от своего суверена.
— Избавьте меня от вашей казуистики, Герцог.
Пэл продолжал смотреть на нее, ничего не говоря. Наконец Зарика что-то проборматала про себя и сказала, — Хорошо, я принимаю вашу точку зрения. Я не должна… говорить вам правду в лицо, если вы не можете мне ответить. Поэтому я отказываюсь от своих слов.
Пэл скованно поклонился, а Зарика продолжала, на этот раз сдерживая себя, — Дом Лиорна упрекнул меня в том, что Принц Ритзак назвал «неподобающими связями».
Пэл нахмурился. — Неподобающие связи, Ваше Величество? Я не могу себе представить, что это должно означать.