Прикосновенье ветра

Петровых Мария Сергеевна

И вновь зима…

И вновь зима запрет нас в доме скоро, балконы будут снегом разодеты. За окнами средь зимнего простора искать напрасно милый образ лета. Но станем вспоминать в уединенье прогулку нашу в горные высоты и все необозримые владенья багрянца и осенней позолоты. Следя, как воробьи засуетились и крошки на снегу клюют, мы вспомним, как между елей золотом светились березы тонкие в лесу огромном. Туманы за окошком нашим зимним напомнят нам, не вымолвив ни звука о воздухе и призрачном и дымном под оголенными ветвями бука. В углях горящих, в их пурпурном рденье нам

вспомнится листвы осенней ворох, тот день в горах, и в тишине осенней под нашими шагами — нежный шорох. И ничего, что наш очаг остынет, что станет за окном бело и пусто, — переселятся в зимнюю пустыню воспоминанья наши, наши чувства. 1965

Кукушка

Не понимаю тяги к предсказаньям и тех, что ходят к ведунам, к ведуньям, и на бобах или по гороскопам хотят дознаться — что их ожидает в грядущих днях. Какое утешенье и смысл какой жить в знаемом заране? Страницу за страницею нам должно таинственную книгу бытия читать с надеждой, не спеша узнать — что будет дальше. Тот же, кто охвачен нечистым, недостойным любопытством иль дьявольскою дерзостью, и хочет насильно разодрать завесу дней, чтоб до конца свою судьбу постигнуть, тот не увидит жизнь, увидит смерть. Ребенком, с бабушкой, в Салониках весной я проходил вблизи казарм турецких. Над желтыми высокими стенами толпились в лихорадочном смятенье, как пред грозою, сумрачные тучи и кроны лип мятущихся. Оттуда всегда я слышал возгласы кукушки. И потому что знал я, что кукушка предсказывает, сколько лет нам жить, я убегал, закрыв руками уши, лишь не услышать бы, что предвещает нечеловеческий, невидимый, ужасный тот голос из глухой густой листвы. 1963

Где-то в России

Усталый поезд у вокзала стал для разгрузки и погрузки. Заря заката угасала над неоглядной степью русской. Вот девушка на виадуке протягивает парню руки, он к ней спешит, и в небе где-то я вижу два их силуэта. Вот на велосипеде спешно промчался кто-то вдоль избенок; вот разрыдался безутешно, от матери отстав, ребенок. Прощально дрогнули вагоны, отходит поезд от перрона, вдали остался шум вокзальный, и мчится поезд, мчится дальний. Тот велосипедист, что скрылся, мелькнув передо мной случайно, — приехал ли, куда стремился? Мгновение осталось тайной. И парня девушка встречала иль провожала, обнимая? Ребенок в толчее вокзала нашел ли мать?.. Я не узнаю. Мгновеньям этой краткой встречи — им никогда не повториться. Не это ль жребий человечий — пройти неведомым и скрыться? 1965

Молчание

Дим. Светлину

С опустошенной головою молчал я годы напролет. Сегодня в бытие живое вхожу, стряхнув могильный гнет. Еще грозит в тупом усердье, витая над душой моей, неотличимое от смерти, молчание ночей и дней. Оцепеневшая от страха — хоть вольная на этот раз — не может мысль моя, как птаха, из клетки вырваться тотчас. Мой стих, как после долгой хвори, идет-бредет едва-едва, но гнев бессильный, ярость горя вдохнули жизнь в мои слова. Пусть краток путь их вдохновенный, — огонь бесстрашья их согрел, как те, что на стене тюремной писал идущий на расстрел. 1964

Задние дворы

Борису Аврамову

Гордые фасады не люблю я — слишком уж собой довольны сами. Не страдая спесью чистоплюя, восхищен

я задними дворами. Здесь, до крыш взбираясь постепенно, высятся балконы без величья, с клетками, висящими по стенам, да и сами будто клетки птичьи. Здесь до вечера от ранней рани суетятся женщины, судача; крики, песни, гомон, щебетанье — щебетанье птичье и ребячье. Здесь, пока заря полоской узкой не погаснет над соседней крышей, прачки, расстегнув на шее блузки, засучивши рукава повыше, возятся со стиркой; выжимают чистое, склонясь через перила, — будто с неба падать начинает вешний дождик, набирая силу; иль белье у всех перед глазами примутся развешивать толково; вроде корабля под парусами стал балкон, к отплытию готовый. В этой суете, лишь с виду жалкой, праздники бывают и салюты — если по коврам колотят палкой, пыльные ковры стреляют люто. Все, что в мире столь неоткровенно, жизнь сама открыла здесь правдиво всей своей повадкой неизменной, всей своей бессмыслицей счастливой. 1965

Конь

Ребенку было чуть побольше года в то лето, как с родителями он жил в деревенском доме двухэтажном. Еще не говорил малыш, но жадно глядел он вниз из верхнего окна, когда хозяин дома раскрывал ворота стойла, и во двор мгновенно врывались два коня и с громким ржаньем скакали, распустив хвосты по ветру, покуда их не загоняли в стойло. Они носились буйные, как вихрь, и в этом буйном вихре уносилась душа ребенка; к матери бежал он, весь трепеща, как слабый лист на ветке, дрожа, как на ветру дрожит огонь. Он вдруг заговорил, воскликнув: конь! Но рано ль, поздно ль человек теряет иллюзии свои, и очень рано ребенок тот с иллюзией расстался. Три года минуло; четырехлетним, уже вернувшись в город, он однажды, с отцом гуляя, повстречал в предместье свою мечту. Она была прекрасна. И, как тогда, была неотразима. И тот, кто вел коня, держа поводья, заметил трепетный восторг ребенка. Он осторожно поднял мальчугана и посадил в скрипучее седло. О, как высоко было наверху! Как будто на горе. И как тревожно! Казалось мальчугану, что под ним вздымается волна и опадает. Едва лишь конь нагнулся, чтоб сорвать у пенышка росистую былинку — скользнул в безумном страхе взгляд ребенка по голове коня, по крепкой шее и вмиг повис над бездной. И заплакал ребенок, и его тотчас же сняли с коня; он бросился к отцу, рыдая, весь мир предстал ему в зловещем сне. С тех пор не поминал он о коне. 1965