Прикосновение хаоса
Шрифт:
Я все еще слышу низкий голос отца в своей голове и повторяю слова, которые он произнес перед тем, как дать мне разрешение поехать с Романом, Софи и двумя дополнительными машинами, полными вооруженных людей.
— Обещаю, я не сделаю ничего, что могло бы подвергнуть кого-либо опасности, я буду оставаться рядом с тобой и слушать все, что ты скажешь.
Я не могла не пойти с ними. Не могла сидеть дома в ожидании телефонного звонка. Я должна сама увидеть, что случилось с Луной. Я только надеюсь, что в конце концов не пожалею об этом.
Тот факт, что я могла даже подумать о чем-то подобном, заставляет меня
Или я могу быть совершенно неправа, и мы, возможно, направляемся к кровавой бане. Вопросы, проносящиеся у меня в голове, и все те уродливые образы, которые они вызывают, заставляют меня хотеть кричать до тех пор, пока мне не придется прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы сдержаться. Так много "если".
Тихий плач Софи не прекращается с тех пор, как она начала плакать дома, и этого достаточно, чтобы разбить мне сердце. Я чувствую себя такой чертовски бесполезной, сидя здесь, и мне нечего сказать, нечего предложить, кроме мягкого похлопывания по ее руке.
— С ней все будет в порядке, — шепчу я, но слова звучат пусто. Это больше похоже на принятие желаемого за действительное, чем на что-либо другое. Мне нужно во что-то верить, иначе я тоже начну плакать.
— Я не должна была ее отпускать. — Она продолжает шептать это, почти как молитву. — Я не должна была выпускать ее из виду. О чем я только думала? Она бы перестала злиться на меня за то, что я велела ей остаться.
— Эти люди больны, — шепчу я. — Ты не можешь предсказать, что они собираются сделать. Поверь мне. — Этого недостаточно, чтобы она перестала винить себя или перестала лить слезы. Как будто мне нужна была еще одна причина ненавидеть Ребекку. Как будто она уже не разрушила так много из того, что мне дорого.
Перед нами стоят два внедорожника, и мое сердце колотится где-то в горле, когда они въезжают в главные ворота, а мы следуем за ними. Пока все выглядит абсолютно нормально. Чего я ожидала? Однако в кажущейся мирной атмосфере нет ничего утешительного. Мурашки покрывают мои руки, а волосы на затылке встают дыбом по мере того, как мы приближаемся к дому и тому, что ждет внутри.
Мы подъезжаем вплотную к переднему двору, прежде чем один из вооруженных людей выпрыгивает из внедорожника и поднимает обе руки, останавливая нас, оглядываясь через плечо на то, чего мы пока не можем разглядеть. Горстка парней начинает подниматься по парадной лестнице, и когда я вытягиваю шею, то вижу, что дверь чуть приоткрыта. Софи, должно быть, тоже это видит, и она издает сдавленный стон.
— Я иду туда, — объявляет Роман. Он оглядывается на нас двоих, вцепившихся друг в друга так, словно от этого зависят наши жизни. — Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь.
— Но я должна увидеть! — Софи настаивает. Он тянется назад и касается ее щеки, прежде чем решительно покачать головой.
— Все будет хорошо, — настаивает он, прежде чем
Каждая секунда — это целая жизнь, но проходит совсем немного времени, прежде чем Роман снова появляется наверху лестницы. Я узнаю выражение его лица, когда он пересекает двор, потому что я так много раз видела это у мужчин в моей жизни — моего брата, моего отца, Рена. Он готов убивать, что говорит мне о том, что он не нашел в доме ничего хорошего. Но он также не выглядит опустошенным, что дает мне надежду, что Луна все еще жива.
Софи почти перелезает через сиденье, чтобы добраться до него, как только он открывает дверцу.
— Ну? Что ты нашел?
Вместо ответа он сует ей в руку скомканный листок бумаги. Он сжимал его так крепко, что я только сейчас заметила, что он его держит. Ее руки дрожат, когда она разглаживает его, чтобы мы могли прочесть то, что напечатано большими печатными буквами.
Рен в обмен на Луну — Р
— Они убили Фрэнка. — Голос Романа ровный, пустой. — Выстрелили ему в затылок. Записка была на кровати Луны. Это все, что мы там нашли.
Все, что он еще хотел сказать, заглушается душераздирающими рыданиями Софи.
Рен смотрит на записку, пока остальные наблюдают. Я не могу перестать дрожать, растирая руки так, будто это поможет унять мурашки, которые не перестают покалывать мою кожу. Он слишком тихий. Тишина, от которой меня пробирает до костей. О чем он думает?
— Думаю, нам не нужно спрашивать, что означает буква ”Р", — бормочет он, нарушая тишину. Глубокий, почти дикий гнев в его голосе заставляет мое сердце биться быстрее. Прямо сейчас он звучит так близко к Риверу, как никогда, как будто он балансирует на грани между двумя личностями. Я не хочу выводить его из себя — это последнее, что нам нужно, особенно когда Софи хлюпает носом в объятиях Романа. Она не может этого видеть. Это сломило бы ее после всего, что она уже пережила сегодня.
— Тогда мы знаем, что нам нужно делать. — Рен смотрит на папу, который делает глубокий вдох, прежде чем ответить кивком.
— Подожди. Что ты должен сделать? — Моя голова мотается туда-сюда между ними. Я ненавижу, когда люди ведут тихие разговоры у меня на глазах, тем более сейчас. — Кто-нибудь, поговорите со мной, или я закричу.
Этого все равно недостаточно, чтобы добиться от кого-либо ответа. Рен хватается за решетку, все еще сжимая записку.
— Выпустите меня. Позвольте мне быть частью этого.
Теперь я понимаю. У меня внутри все холодеет, и подкрадывается неприятное чувство, прежде чем я выпаливаю:
— Ты не можешь! Это ловушка! — Я смотрю на папу, отчаянно желая, чтобы он поддержал меня, но все, что я вижу, — это смирение в его темных глазах. Нет, этого не может быть. — Очевидно, это ее способ добраться до Рена. Ты не можешь просто уйти! — Кажется, не имеет значения, как я кричу или сколько смысла в моих словах. С таким же успехом меня может здесь и не быть.
В отчаянии я хватаю папу за руку и сжимаю, пока он не смотрит на меня сверху вниз.