Прикосновение к невозможному
Шрифт:
дышать
друг без друга не могут, наверное, все уже мысленно предназначили их друг другу. Что самое забавное, они и не разговаривают вообще, когда находятся рядом. Ни мысленно, ни вслух.
Просто молчат
. Ну, главное – чтобы им было весело. У каждого свои странности.
– Привет, Дана. Я обратил внимание на то, что ты пришла, но мне не хотелось прерывать разговор.
Я вытянулась на стуле и поджала губы. Уж не знаю, что я старалась изобразить, но больше всего мне хотелось
– Судя по всему, это был очень важныйразговор?
– Мы обсуждали одно противоречие в теории темного времени… хочешь высказаться на этот счет? Нам важно твое мнение. Правда, сестра?
Веста, похоже, только сейчас поняла, что она находится в Темном храме. Она медленно подняла на меня довольно блестевшие глаза, облизнула приоткрытые губы (да, очень похоже, что они обсуждали именно
теорию темного времени
, ничего не скажешь) и, наконец, улыбнулась.
– Дана. Привет! Да, мы бы хотели услышать, что ты думаешь по этому поводу!
– Избавь меня Великая Тьма от этого вашего бреда, – ответила я. – За каким чертом нас тут сегодня собрали? Зачастил Магистр с заседаниями Совета!
– У нас с Авироной есть кое-какое предложение. Я попросил разрешения вынести его на обсуждение Совета Тринадцати, и мы получили согласие.
В тот момент, когда прозвучало «у нас с Авироной», я как раз разглядывала новое (по крайней мере, я его еще не видела) платье Елены и уже решила, что сразу после заседания попрошу ее снять мантию и продемонстрировать его во всей красе. Но Винсент вернул меня на землю.
– «У нас с Авироной»? – переспросила я.
– Да. А что?
Он посмотрел на меня так… так, что я в очередной раз поняла, почему женская половина старших карателей бегает за ним с высунутым языком (пусть и скрывает это, хотя не сказать что уж очень тщательно). С тех пор, как я надела мантию члена Ордена, меня баловали вниманием, задаривали подарками, несколько раз предлагали руку и сердце, но я отвечала молчанием (проще говоря,
отказом
). О, у меня был большой выбор! И он у меня до сих пор есть… чисто теоретически. Потому что на самом деле у меня
нет
никакого выбора. Знаете, почему? Потому что чертовы семнадцать веков назад Винсент, тогда еще мальчишка, впервые переступил порог Темного Храма!
Будь на его месте кто-то другой, я бы ни за что не согласилась стать его наставницей: я по его лицу видела, что мне предстоит нелегкая работа. Но я триста лет терпела бесконечные вопросы, страдала от его твердолобого упрямства, расплакалась на церемонии посвящения в члены Ордена… и, казалось, уже целую вечность, целую, Великая Тьма меня разбери,
вечность
мечтала о том, что когда-нибудь
буду принадлежать ему
. Даже не мечтала, нет. Я
желала
этого. Желала страстно, так, будто от этого зависит моя жизнь. Скажи мне кто-то, что когда-нибудь я встречу мужчину, которому захочу принадлежать – именно
принадлежать
, а не делить с ним вечную жизнь, постель, еду или какой там еще бред можно вообразить – то я бы громко рассмеялась ему в лицо.
Винсент за все время нашего знакомства не подарил мне ни одного подарка, я могла пересчитать по пальцам те случаи, когда он улыбался мне – не дежурно, а по-дружески – или делал комплименты. И снова: будь на его месте кто-то другой, то он давно бы отправился ко всем чертям. Но когда он смотрел на меня – даже случайно – то что-то замирало внутри. Сколько раз я, оставаясь наедине с собой, воображала тот момент, когда он сделает мне предложение! Сколько я говорила себе, что уже дошла до точки кипения, сейчас пойду и выскажу ему все, не думая о том, что в случае карателей инициатива должна исходить только от мужчин! И сколько раз мне хотелось, чтобы он просто…
обнял меня
. Ни на что не намекая, ничего не прося взамен, как эти идиоты, которые таскают мне чертовы бусы из янтаря и дурацкие платья, веря в то, что я буду носить всю эту дребедень, а потом пойду с ними… ну, не знаю. На охоту.
Если же смотреть на все это с точки зрения старшего карателя и одного из старейших членов Ордена, то Винсент для меня был не самой завидной парой. Слава о нем у нас ходила дурная, и никто не стал бы это отрицать. Если члены Совета Тринадцати высказывались очень осторожно и тщательно подбирали слова и выражения, то Винсент говорил исключительно то, что думает, и в той форме, в какой хочет. Законы и правила, судя по всему, писали для всех, кроме него, так как он плевал и на первое, и на второе в том случае, если это противоречило его интересам или же как-то его не устраивало. Он дружил со всеми старшими карателями, но единственным авторитетом для него был Великий Ариман – и по совместительству существом, с которым Винсент никогда бы не стал спорить. Что до Магистра – отношения их связывали странные, и Авиэль даже пользовался определенной долей уважения. Что, впрочем, не мешало Винсенту отпускать шутки в его адрес, пусть и редкие, но далеко не всегда невинные.
Никто не заговаривал об этом вслух, но все пребывали в молчаливой уверенности, что «каратель Винсент когда-нибудь огребет как следует за все, что он себе позволяет – и огребет так, что запомнит это на всю свою вечную жизнь». Недавно Великая Тьма уже отчасти научила его уму-разуму… поверить не могу, что стала частью этой истории с Мартой. Поверить не могу, что я, именно я, и никто другой, утешала его после этой истории, и уж тем более не могу поверить в то, что, когда мы наконец-то стали ближе, появилась
Авирона
! И что будет теперь?! Следующая история?! Умом я понимала, что тягаться с Авироной не смогу даже при большом желании… но сейчас мне хотелось оторвать ей голову. И ему!
Им обоим!!!
– Дана? – Винсент тронул мою руку. – Я обидел тебя? Что я сказал не так?
– А ты самне понял? – ответила я вопросом на вопрос.
– Я сказал «мы с Авироной», только и всего. Дана, это же Авирона! Мы работаем вместе в Библиотеке!