Прикосновение (Пьесы)
Шрифт:
Д а ш д а м и р о в (сухо). Не за что.
М а н с у р (Энверу). А ты не можешь предположить, что они любят друг друга?
Э н в е р (возмущенно). О чем ты говоришь?! Ты видел, как он с ней обращается?
А л и. Она его не боится. Все боятся его, а она нет…
Р а г и м о в. Ты так и не женился после смерти Тамары?
Д а ш д а м и р о в. Нет.
Р а г и м о в. А как сын? Ты доволен сыном?
Д а ш д а м и р о в. Нет.
Р а г и м о в. Сколько ему лет? Он, по-моему, ровесник моему Октаю…
Д а ш д а м и р о в. Двадцать семь лет моему сыну. (Сухо.) У тебя еще есть вопросы?
Э н в е р. Рано или поздно они разведутся, она не сможет с ним жить.
Р а г и м о в. Габиб, ты должен меня понять. Я всю жизнь старался быть честным человеком и перед собой, и перед людьми. Если бы правда сейчас была на твоей стороне, я бы голову за тебя положил, но…
Д а ш д а м и р о в (перебивает его). Ладно, хватит. Надоели мне эти разговоры. Какая мне разница, что бы ты сделал, если бы я был прав. Мне нужна твоя помощь, и ты мне помочь должен. Я же не выяснял тогда, прав ты был или нет…
Р а г и м о в. Я добьюсь для тебя самой высокой пенсии.
Д а ш д а м и р о в (иронически). Спасибо.
М а н с у р. Может быть… Но, по-моему, они все же любят друг друга.
Р а г и м о в. Пойми, Габиб, если ты не уйдешь с работы, эти люди перестанут верить в справедливость.
Д а ш д а м и р о в. Какие люди?
Р а г и м о в. Те, которые работают с тобой в техникуме.
Д а ш д а м и р о в. Какое тебе дело до этих людей? Вот не думал, что ты такой демагог.
Р а г и м о в. Я звонил председателю вашего Комитета — он сказал, что они были у него и умоляли избавить от тебя.
Д а ш д а м и р о в. Сволочи.
Э н в е р (убежденно). Они разведутся, но будет поздно.
Р а г и м о в. Он не откажет мне, если я попрошу его… он так и сказал. Но ему перед людьми неудобно, перед коллективом техникума.
Д а ш д а м и р о в. А передо мной ему удобно?! Он не думает о том, что рано или поздно и для него такой день настанет? Он что, считает, что вечно будет занимать свое кресло? Если он не поможет мне сегодня, то кто поможет ему, когда настанет его день? Неужели вы этого не понимаете?
Р а г и м о в. А что он скажет твоим сослуживцам?
Д а ш д а м и р о в (жестко). Ничего. Ничего не надо говорить им. Они сами все поймут. И замолчат. Если дать им сейчас по башке, они надолго притихнут. Люди любят дисциплину. Разве бы они полезли наверх с жалобами, если бы была дисциплина?! Они же не делали таких вещей раньше! Это мы сами их распустили. Чуть что — наверх лезут, не о работе думают, а о своих правах, каждый считает себя руководителем… Нет, так работать нельзя, так ни о каком движении вперед и думать нечего. Только железная дисциплина может обеспечить нам продвижение к цели! Если сейчас вкрутить мозги этим учителям, то они надолго успокоятся. Поверь мне!
А л и. Хор-рош пиво!
Р а г и м о в. Вот этого-то я и боюсь!
Д а ш д а м и р о в. Я тебя не понимаю…
Р а г и м о в. Ты меня не поймешь… Прошу, не обижайся на меня…
Д а ш д а м и р о в. Да что мне на тебя обижаться! Глупый ты человек, рубишь сук, на котором сидишь. Ничего, вспомнишь когда-нибудь мои слова, да поздно будет. Таких, как ты, я много видел. Много вреда вы принесли… и принесете еще… Гуманисты… Ничего, время покажет. Поймете свои ошибки. Народу гуманизм не нужен. Ему вера нужна и сила. Руководить им нужно, направлять. Тогда он горы с места сворачивать будет, чудеса творить. А такие, как ты, распускают его, сеют сомнения в авторитетах. Да, были у нас ошибки, — только тот, кто не работает, ошибок не делает, — но зачем их раздувать, зачем раскрывать перед всеми, зачем выставлять себя напоказ в глупом свете перед врагами? Кому это нужно?
Р а г и м о в. Нам это нужно.
Д а ш д а м и р о в. Кому это — нам?
Р а г и м о в. Всем. Всему народу.
Д а ш д а м и р о в. А зачем?
Р а г и м о в. А затем, чтобы поскорее освобождаться от тех, кто совершает эти ошибки, чтобы не занимали они десятилетиями своих постов, заслужили того или нет. Чтобы дураков сменяли умные, чтобы не было застоя…
Д а ш д а м и р о в. Это ошибочная философия. Дело не в людях. Уходят одни люди — приходят другие, а люди все одинаковы.
Р а г и м о в (спокойно). Почему же одинаковы? Вот уйдешь ты, а твое место займет настоящий педагог — тот, кто по праву должен занимать это место.
Д а ш д а м и р о в (после паузы). Сволочь ты… Неблагодарная сволочь. Наконец-то раскрылся. Радуешься моей беде? Так-то ты меня благодаришь за хорошее. Жизнью своей рисковал из-за тебя. Ничего, и ты доживешь до такого дня, мало осталось.
Р а г и м о в (ему неловко). Извини… Ты сам вынудил меня сказать. Извини… Я пойду… До свидания.
Д а ш д а м и р о в (вслед ему). Иди… иди. Мало осталось… С каким удовольствием я плюну тебе в рожу!..
Рагимов выходит из комнаты и идет по балкону. Проходя мимо Мансура и его друзей, останавливается.
Р а г и м о в. Кто из вас сын Дашдамирова?
М а н с у р. Я.
Р а г и м о в. Иди наверх. Ты нужен сейчас своему отцу. (Уходит.)
Наверху Дашдамиров грузно откидывается к спинке кресла, голова и руки бессильно повисают — ему плохо.
М а н с у р (Энверу и Али). Я сейчас приду. (Поднимается по лестнице.) Али, не беспокойся о голубях, я поговорю с Салехом. (Идет по балкону, входит в комнату, видит отца.) Папа, папа, что с тобой? Помочь тебе? Тебе нужно на свежий воздух.
Д а ш д а м и р о в (резко). Не надо.
М а н с у р. Кто этот человек? Что случилось?
Д а ш д а м и р о в. Все в порядке. Занимайся своими делами. (Медленно поднимается и нетвердым шагом выходит на балкон. Садится на стул, тяжело дышит.)