Прикосновение полуночи
Шрифт:
А споткнулась все же не я, а Бидди. Никка поймал ее на лету. Я расслышала, как она извиняется:
– Не понимаю, что со мной. Я так замерзла…
– Стоп, всем стоять, – скомандовала я. Все повиновались, большинство оглядывали окрестности, руки тянулись к оружию.
Гален спросил первым:
– Что случилось, Мерри?
– Здесь только у меня и Бидди есть примесь человеческой крови?
– Думаю, да.
– Я попыталась вызвать ощущение летнего тепла и не смогла его вспомнить.
Дойл пробился назад ко мне.
– В чем дело?
– Проверь нас с Бидди на чары, на заклинание, поражающее
Он стащил черную перчатку и провел рукой у меня перед лицом, не касаясь кожи, но обследуя мою ауру, мои щиты, мою магию.
Дойл низко и тихо зарычал, и от этого звука волоски у меня на затылке поднялись дыбом.
– Как понимаю, ты что-то нашел.
Он кивнул и повернулся к Бидди, почти в обмороке повисшей в руках Никки.
– Прости, Дойл. Со мной такого не бывало…
– Это чары, – объяснил он ей и снял с нее шлем, чтобы проделать с ней ту же процедуру, что и со мной. Потом он протянул шлем Никке и повернулся ко мне. Скрыть отблески злых красок в глазах ему не удалось. Он пытался унять свою силу, вызванную злостью. Злостью на себя самого, полагаю, потому что прямо у него под носом проскользнуло еще одно заклинание. Кто-то действовал против нас очень тонкими заклятиями. Что-нибудь мощное наверняка заметил бы хоть один из нас, но защититься от мелких чар много трудней.
– Чары привязаны к смертной крови. Они пьют энергию и наполняют чувством холода.
– Почему на Бидди они подействовали больше, чем на Мерри? – взволнованно спросил Никка. Он был весь закутан в плотный плащ за исключением крыльев. Крылья были плотно сложены, наверное, так они лучше сохраняли тепло. Никка – теплокровное существо; крылья ночной бабочки этого не меняли.
Я ответила ему:
– Она наполовину человек, а во мне человеческой крови меньше четверти. Если заклинание рассчитано на смертную кровь, ей досталось больше, чем мне.
– А на людей из полиции оно подействовало? – спросил Готорн.
Дойл снова поднес ко мне ладонь, и на этот раз я ощутила теплую пульсацию магии, покачнувшую мои щиты.
– Заклинание может распространяться. Его наложили либо на Бидди, либо на принцессу, и оно перешло с одной на другую. Если мы его не удалим, оно захватит и полицейских.
Я посмотрела на него и спросила, кожей чувствуя тепло его магии, словно дыхание:
– Что оно сделает с чистокровными людьми?
– Под его действием воин-сидхе споткнулся в снегу. Бидди дезориентирована и будет бесполезна в битве.
Холод вглядывался в темноту, как и цепочка прочих стражей. До меня долетел его голос:
– Нам что, надо ждать прямой атаки?
– Кто же решится напасть на человеческих стражников? – вслух изумился Аматеон. Он просто рвался наружу, в этот холод; наверное, думал – что угодно, лишь бы подальше от королевы. Но я снова припомнила, что он веками был подручным Кела. Могут ли несколько проявлений чести и доброты стереть века такой зависимости? А будучи так близок к Келу, он наверняка повидал те ужасы, о которых говорили женщины гвардии Кела, так ведь? Я сделала мысленную пометку порасспрашивать его позже, в присутствии Дойла и Холода. Онилвин остался внутри холма: он еще не оправился от побоев, полученных от меня и Мэгги-Мэй. Раны от холодного железа даже у сидхе заживают с человеческой
– Действительно, кто? – повторила я, борясь с желанием посмотреть на Аматеона: я могла выдать языком тела, что раздумываю, не он ли это.
То ли я себя все-таки выдала, то ли он почувствовал опасность, но он сказал:
– Я поклянусь чем угодно, что ничего не знаю об этом.
– Ты сказал, что утратил честь, – напомнил Адайр. – Мужчине без чести нечем клясться.
– Довольно, – оборвал их Дойл. – Никаких склок между собой, в особенности перед людьми.
– Дойл прав. Обсудим это позже. – Я подняла взгляд на Дойла и спросила: – Ты можешь снять чары, чтобы они не перебросились с нас на полицейских?
– Да.
– Ну так действуй.
– Ты разозлилась, – удивился Гален.
– Мне уже надоел тот, кто все это проделывает. Я устала от этих игр.
– В чем-то это хороший знак, – заметил Дойл.
Я уставилась на него:
– Что ты имеешь в виду?
– Похоже, что убийца боится человеческой полиции, боится, что люди сумеют его найти. – Он засунул перчатки в карман и откинул с меня капюшон. Холодный воздух хлестнул по лицу, и я вздрогнула.
– Боюсь, что тебе станет еще холоднее, пока я не закончу.
Я кивнула.
– Убери с меня эту гадость, и я согреюсь.
Он распахнул мой плащ. Холод рванулся под полы, крадя сбереженное мехом тепло. Я изо всех сил старалась не дрожать, пока он вел вдоль меня руками, не притрагиваясь даже к одежде. Его сила трепетала над моей аурой, и казалось, что он что-то с меня соскребает, а может, смахивает, как мелких насекомых.
Он поднял руки кверху, сложив ладони ковшиком. В ладонях вспыхнуло едко-зеленое пламя. То самое причиняющее нестерпимую боль пламя, которое как-то пожирало тело человека у меня на глазах. Оно могло убить смертного или довести бессмертного до безумия жуткой болью. Сейчас Дойл воспользовался им, чтобы уничтожить прилипшее ко мне заклинание.
Из-за спины прозвучал голос Риса:
– Что тут у вас? – Он держал пистолет в руке, но руку опустил вниз, так что полицейским, наверное, не было видно оружия. Рис разглядел зеленый огонь и спросил с новым беспокойством: – Так, что я пропустил?
Гален ответил ему:
– Кто-то наложил чары на Мерри.
– На двоих, обладавших примесью человеческой крови, – поправил Холод.
– Оно перешло бы на полицейских, – прибавил Дойл. Зеленый огонь угас, и ночь сделалась чуть темнее. Дойл повернулся к Бидди, обмякшей в руках Никки. – Отпусти ее, Никка.
– Она упадет…
– На колени и в снег. Ей не будет больно. – Тон Дойла был поразительно мягким.
Никка не мог решиться. Его крылья распахнулись и сомкнулись снова.
– Все хорошо, Никка, – тихо, слегка неровно проговорила Бидди. – Дойл мне поможет.
Готорн подошел к ним и мягко вынул Бидди из рук Никки.
– Пусть капитан поможет твоей леди.
Никка позволил оттащить себя, но когда Бидди повалилась в снег, рванулся ей на помощь, и только Готорн и Адайр, стоявшие по бокам, не дали ему подхватить ее еще до того, как ее колени коснулись сугроба.