Прикосновение полуночи
Шрифт:
– Совсем забыла, что ты закрываешь лицо.
Эти слова сами собой слетели у меня с языка.
– Теперь многое забыто, – сказал он, по-прежнему не отнимая плаща от раны.
– Я забыла, что ты закрываешь лицо, но не забыла, почему ты это делаешь.
– Да, да, – раздраженно вмешалась Хафвин. – Самый красивый мужчина в мире. Настолько красивый, что женщины, а иногда и мужчины, раз на тебя взглянув, ни в чем не могут тебе отказать. – Она вцепилась в плащ и попыталась вырвать его из рук Айслинга. Оставшуюся часть она процедила сквозь зубы: – Но я не прошу тебя снять вуаль, сними
– Я боюсь, что на смертную подействует и это.
Хафвин бросила игру в перетягивание плаща и даже слегка попятилась, похоже, от удивления. Я поняла, что Айслинг имел в виду меня. Как я смогу здесь править, если они так и будут считать меня человеком?!
Киеран высказал мои мысли вслух:
– Даже твои собственные стражи думают, что ты всего лишь смертная!
Я бы с ним поспорила, да вот аргументов не хватало.
– Хочешь сказать, Айслинг, что я очаруюсь твоим голым животом?
– С людьми так бывало.
Я пристально на него посмотрела:
– Ты считаешь меня человеком, Айслинг?
Он потупил взгляд, что уже было ответом.
– Да, прости. И не сочти это неуважением, принцесса Мередит. Если ты достаточно сидхе, чтобы спокойно смотреть на меня, – прекрасно, но что, если нет? Против этих чар есть лишь одно лекарство.
– Какое же?
– Истинная любовь. Ты должна по-настоящему кого-то любить, тогда ты сможешь смотреть на меня безбоязненно.
– Это не совсем верно, – возразил Готорн со своего поста возле Меланжель. – Магия Айслинга может преодолеть даже истинную любовь, если он того захочет и приложит усилия. Когда-то он мог кого угодно заставить безнадежно в себя влюбиться.
– Заставить желать его, а не любить, – поправил Адайр. – Существует разница, Готорн, как тебе известно.
– Мне так давно было отказано и в том, и в другом, что, честно говоря, я эту разницу не очень помню.
Адайр сполз по стене, рубаха висела на нем кровавыми лохмотьями. Он устало улыбнулся, в улыбке сквозила боль:
– Угу, у тебя есть резон.
Мне до боли захотелось поцеловать Адайра, стереть эту грусть из его улыбки и узнать, может ли он улыбаться по-настоящему.
– Ты можешь сесть? – спросила я Галена.
– Да, но мне нравится такое положение, – ухмыльнулся он.
Я склонилась к нему, обнимая всем телом, и прошептала прямо в макушку:
– Я так рада, что ты жив.
Он потерся лицом о мои груди, благо они так удачно расположились.
– Я тоже.
Гален сел, и я подождала немного – убедиться, что ему не станет хуже. От вида его окровавленной спины у меня опять сжалось сердце. Я сглотнула, будто проглотила тяжелый ком.
Я повернулась к Адайру, раненному и истекающему кровью из-за того, что выполнил мой приказ. Не я его ранила, но я отправила его навстречу опасности. Я встала на колени перед ним и потянулась к его губам. Он отдернулся – стой он на ногах, наверное, отпрыгнул бы, – словно не хотел, чтобы к нему прикасались, или боялся, что это будет больно. Зная мою тетушку, я могла понять его реакцию.
– Ты печален, – сказала я. – Я не хочу, чтобы ты грустил.
– Я ранен слишком сильно, чтобы меня хватило на многое, принцесса. – Его глаза
Я недоверчиво покачала головой:
– Она что, правда предлагала тебе соитие, когда ты был ранен?
Он без труда понял, о ком идет речь.
– Не мне… С другими бывало.
Предлагать секс после десятилетий воздержания, когда тебе слишком больно, чтобы получить удовольствие, или когда рана слишком сильна, чтобы ты вообще на что-то был способен… Тетушка Андаис – действительно садистка.
– Я хочу поцеловать тебя, Адайр, ничего больше. Только поцеловать, потому что, кажется, тебе это нужно.
Он ошеломленно взглянул на меня трехцветно-золотыми глазами:
– Потому что мне это нужно? Я не понимаю…
– Ты разве из тех малых фейри, что дарят поцелуи тем, кто в них нуждается? – хмыкнул Киеран. – У сидхе такое не в обычае.
– Да, не в обычае, потому что мы забыли, кто мы и что мы.
– И кто же мы? – с издевкой спросил Киеран.
Я наклонилась к Адайру. Его глаза все еще были слишком большими.
– Такая сила, какую ты вызывала раньше, причинит мне боль, принцесса. – Он говорил сдавленным голосом, но за спиной у него была твердая стена, и деваться ему было некуда.
– Без силы, только прикосновение. – Я нежно, целомудренно коснулась губами губ Адайра. Он на миг перестал дышать; я чувствовала в нем гораздо больше страха, чем желания. Я отстранилась, чтобы взглянуть ему в лицо, и увидела, как страх сменяется откровенным удивлением.
– Я не понимаю тебя, принцесса.
– Потому что она не сидхе.
– Ты спросил, кто мы, Киеран. – Я повернулась к связанному мужчине. – Мы – божества природы. Мы, в определенном роде, персонификация природы. Мы не люди – не важно, насколько напоминаем их по форме. Мы – нечто другое, и слишком многие из нас об этом позабыли.
– И ты осмеливаешься читать нам лекции о природе сидхе, когда ты из нас всех – больше всего человек?
Я встала, распрямила ноги, слегка затекшие от веса Галена.
– Когда я была ребенком, я бы что угодно отдала, лишь бы стать высокой стройной сидхе, но чем взрослее я становлюсь, тем более ценю мою смешанную наследственность. Я ценю кровь брауни и кровь людей, текущую в моих жилах, а не только кровь сидхе.
Я скомандовала:
– Айслинг, снимай рубашку. Если я слишком человек, чтобы взглянуть на твой живот, то я слишком человек, чтобы быть твоей королевой. Дай Хафвин посмотреть, кто из вас ранен тяжелее, – хватит мешать ей работать.
Он попытался возражать.
– Я – Принцесса Плоти и Крови, дочь Эссуса, будущая королева. Выполняй мой приказ. Адайр теряет силы, пока ты выкаблучиваешься, словно стыдливая девица.
Даже сквозь вуаль было видно, что я задела его за живое, а когда доходит до такого, все мужчины ведут себя одинаково. Он бросил плащ на пол и сдернул тунику через голову одним быстрым движением. Он не ждал, пока я прикажу снять нижнюю рубашку, – просто стянул ее следом, помедлив только в районе лица, чтобы не сдернуть еще и вуаль. Против вуали я возражать не стала: когда-то его лицо околдовывало не только сидхе, но и богинь.