Прилипалы
Шрифт:
Хэнкс и Делла шли чуть впереди, за ними следовала свита Хэнкса.
— Как вам моя пресс-конференция? — спросил Хэнкс, повернув к Делле свою уродливую физиономию.
— Наверное, многие приняли вас за ябеду.
— Господи, вы знаете, как поднять настроение кандидату.
— Вы платите мне не за то, чтобы я подбадривал вас.
— Но вы же можете дать профессиональную оценку? За это я как раз вам и плачу.
— Давайте сначала сядем. От всего этого стояния и хождения у меня отваливаются ноги.
Чего Микки Делла не любил, так это лишних
У двери в гостиничный номер, служивший Хэнксу штаб-квартирой, он обернулся. Оглядел тех, кто следовал за ним.
— Почему бы вам, парни, не заняться чем-нибудь полезным. Цирк кончился.
— Ты отлично смотрелся, Хэнкс, — заметил один из мужчин.
— И приложил его как следует, — добавил второй.
— Старина Дон сегодня вечером лопнет от злости, — вставил третий.
Лишь один из шестерки не произнес ни слова, Говард Флиер, высокий, тощий, лет сорока, с большими карими, всегда грустными глазами. Он и стоял чуть в отдалении от остальных, как бы показывая, что не имеет ничего общего с ними и их неуклюжими похвалами боссу. Застенчивость Флиера не знала пределов, и более всего ему хотелось, чтобы его не замечали. Надо отметить, что ему это удалось, что и послужило главной причиной решения Сэмми Хэнкса взять Флиера секретарем-казначеем.
— Кажется, вы говорили, что вам нужен Флиер? — спросил Хэнкс Деллу.
— На минуту-две, не больше.
— Говард, пойдешь с нами. А вы, — это относилось к остальным, — можете расслабиться. Выпейте чего-нибудь, если хотите.
В комнате Хэнкс сел за стол, Делла развалился на диване, а Флиер так и остался стоять у двери, готовый выбежать вон, если кто-то на него цыкнет. Кандидатом на пост секретаря-казначея он стал потому, что по уставу профсоюза последний избирался в паре с президентом, а Хэнкс, учтя ошибку Каббина, остановил свой выбор на том, кто никогда не мог стать его конкурентом. Если же кто-то возражал против кандидатуры Флиера, исходя из того, что тот никогда не работал на заводе, Хэнкс обычно говорил: «А с чего у бухгалтера должны быть грязные руки?»
— А зачем вам понадобился Говард? — спросил Хэнкс у Деллы.
— Мне нужны пятьсот баксов, чтобы заплатить той девчушке из Кливленда.
— Я думал, что вы ей уже заплатили.
— Из собственного кармана, Сэмми.
— Дай ему пятьсот баксов, Говард.
Флиер кивнул, достал из внутреннего кармана пиджака туго набитый бумажник. Отсчитал пять сотенных и протянул Микки, который тут же засунул деньги в карман брюк. Убрав бумажник, Флиер вытащил маленький блокнот и что-то в нем записал.
— Что это ты делаешь? — спросил Хэнкс.
— Пометил вот для себя.
— Что?
— Пятьсот долларов, которые я дал мистеру Делле.
— Микки, — поправил его Делла. — Не так уж трудно звать меня Микки, а мне не нравится,
— И что же ты записал? — полюбопытствовал Хэнкс. — Пятьсот долларов Микки Делле на взятку?
— На покрытие расходов, — ответил Флиер.
— Ты знаешь, на что потратил Микки эти деньги?
— Думаю, что да.
— На что?
— Чтобы получить информацию о письме Каббина Ричарду Гаммеджу.
— Не обольщайся, Говард. Микки дал взятку в пятьсот долларов девчушке, что работает в архиве «Гаммедж интернейшнл», с тем, чтобы она ксерокопировала письмо Каббина и отдала нам. А под нами подразумеваются я, Микки и ты. На это ушло пятьсот долларов, и я не хочу, чтобы ты делал насчет них какие-либо пометки.
— Но должны же мы вести учет, Сэмми.
— Нам абсолютно незачем вести учет тех денег, что идут на взятки.
— Я же никому не собираюсь показывать мои записи.
— Он знает, что делает, — вмешался Делла. — Ему же придется составлять расходную ведомость, так что не следует нам вмешиваться в его дела.
— Раз уж мы заговорили о деньгах, давайте разберемся с нашими финансами, — Хэнкс махнул рукой Флиеру. — Присядь, Говард.
Флиер переместился от двери к одному из складных стульев, сел на краешек, положил руки на колени, опасливо взглянул на Хэнкса. Вот таким же он сидит и на переговорах с администрацией предприятий, подумал Хэнкс. Его принимают за полного идиота, и вдруг он начинает сыпать фактами и цифрами, что для них полная неожиданность, как говорится, серпом по яйцам. А голос и вид у него такие, будто он извиняется за то, что серп затупился.
— Так что мы имеем? — спросил Хэнкс.
— Всего?
— Да.
— Пожертвования банков переведены в двадцать комитетов «Объединения ради прогресса». Комитеты малыми суммами, как мы и договаривались, переводят деньги нам. От них мы должны получить примерно триста двадцать пять тысяч долларов.
— Чем еще мы располагаем?
— Банк в Лос-Анджелесе обещал нам пятьдесят тысяч.
— Чего они тянут?
— Я должен дать им фамилии пятидесяти человек, которым представитель банка вручит по тысяче долларов. Затем эти деньги поступят в комитеты, как пожертвования частных лиц.
— Ты определился с этими людьми?
— Да.
— На что еще мы можем рассчитывать?
— На сто тысяч долларов от тех, кто берет ссуды у нашего пенсионного фонда.
— Они наверняка дадут деньги?
— Наверняка.
— Это все?
— Двадцать семь с половиной тысяч собрали отделения профсоюза на местах. На большее рассчитывать не приходится.
— Что значит, на большее рассчитывать не приходится?
Флиер замялся. Нервно потер руки. «Я ненавижу личностные конфликты, — подумал он. — Терпеть не могу, когда люди кричат друг на друга, грубят. Я ненавижу эту парочку, потому что они упиваются грядущим конфликтом, и я не понимаю, почему. Господи, да лучше мне умереть». Обычно Флиер желал себе смерти раз десять на дню.