Прилипалы
Шрифт:
— Подарок от Фреда Мура. Он сказал, что тебе это может понадобиться.
Каббин с жадностью схватил бутылку, огляделся. В коридоре по-прежнему никого не было. Посмотрел на сына.
— Ты знаешь, что это?
— Бербон.
— В неловкое ты ставишь меня положение. — Он открутил пробку, поднес бутылку ко рту, трижды глотнул.
— У тебя даже порозовело лицо, — Келли взял у него бутылку.
— Какой же отец может вот так вести себя при сыне? — покачал головой Каббин.
— Тот, кому хочется выпить.
На стук Каббина Уолтер Пенри открыл дверь и широко улыбнулся отцу и сыну.
— Как поживаешь, Дон? — он крепко пожал руку Каббина.
— Нормально. Ты вроде бы не знаком с моим сыном, Келли.
— Нет,
Затем Каббин пожал руки парням, как всегда называл их Пенри, — тридцатисемилетнему Питеру Мэджари и сорокапятилетнему Теду Лоусону. Пенри представил им Келли, которому парни понравились ничуть не больше их шефа. «Старик попал в плохую компанию, — подумал он. — Этот тощий, с короткой стрижкой, мог бы сыграть роль майора СС в фильме о второй мировой войне. А этот широкоплечий, с сонной улыбкой, — наемного убийцу, обожающего свою работу». Келли всегда подбирал роли людям, которые ему не нравились. Каким-то образом это помогало ему запоминать лица и фамилии. «Что касается тебя, — подумал он, когда Пенри протянул ему полный стакан, — то твое место в фильме о ФБР, где ты будешь постоянно тереться у телефона и говорить всем, что ход этого расследования директор держит под личным контролем».
— Кажется, ваш отец говорил мне, что вы служите в вашингтонской полиции, — заметил Пенри.
— Он подал заявление об уходе, — ответил Каббин, прежде чем Келли успел открыть рот.
Тот не стал поправлять отца.
«Это значит, что его вышибли, и, готов спорить, я знаю, почему», — подумал Пенри.
— Что ж, Дон, тогда получается, что в этой комнате ты единственный, кто не служил в правоохранительных органах. Я провел в ФБР одиннадцать лет, за что мистер Гувер отблагодарил меня крепким рукопожатием. Питер пять лет работал в ЦРУ, а Тед служил в налоговой полиции. Семь лет, не так ли, Тед?
— Восемь, — поправил шефа Тед Лоусон.
— Тебе нравилась служба в полиции, Келли? — спросил Пенри.
— Очень, — ответил Каббин-младший.
— Вы ушли с работы для того, чтобы помочь отцу?
— Что-то в этом роде.
— Если исходить из того, что я слышал, Дон, тебе действительно потребуется помощь.
Каббин насупился.
— Я не знаю, где ты черпаешь информацию, но похоже, что у Сэмми.
— Перестань, Дон. Ты понимаешь, мы прилетели сюда не для того, чтобы дурачиться. Сэмми серьезно подготовил свою предвыборную кампанию.
— И вчерашняя передача, — Питер Мэджари дважды цокнул языком, — сыграла ему на руку.
— Одна передача не решает исход кампании, — отрезал Каббин.
— Именно об этом мы и хотели поговорить, — мягко заметил Пенри. — О твоей предвыборной кампании и о том, чем мы можем помочь. Но сначала неплохо бы перекусить.
Ленч им подали в номер. Келли позаботился о том, чтобы отец смог запить салат и бифштекс двойным бербоном. Во время еды Уолтер Пенри рассуждал о судьбах страны и мира, причем Келли пришел к выводу, что под некоторыми утверждениями Пенри не без удовольствия расписался бы и Аттила. Келли уже подумывал о том, чтобы поддеть Пенри, от самоуверенности которого уже начинало тошнить, когда тот повернулся к Каббину.
— Мы с тобой, Дон, всегда мыслили одинаково и…
— Что? — Каббин оторвался от стакана, уже опустевшего на три четверти.
— Я говорю, что мы всегда мыслили одинаково.
— Уолтер, ты хороший парень, но иной раз несешь такую чушь.
Пенри решил дать задний ход.
— Разумеется, у каждого свой взгляд на вещи, но обычно мы оказываемся по одну сторону баррикад.
Каббин теперь смотрел на Пенри. «Я ему ничего не должен, — сказал он себе. — Наоборот, он у меня в долгу. Так
— Ты знаешь, чем я занимался последние пятнадцать минут, Уолтер? Слушал всю эту белиберду, которой ты нас потчевал, и думал, как может взрослый человек говорить такие глупости? Верить-то в них просто невозможно.
— Знаешь, Дон, для того, чтобы быть друзьями, необязательно соглашаться во всем.
— Да при чем здесь дружба? Среди моих лучших друзей есть круглые идиоты.
— А с чем конкретно вы не согласны, Дон? — Мэджари, как обычно, интересовали детали, особенно те, что провоцировали конфликт.
— Со всем, — ответил Каббин. — Меня никто не называет либералом, во всяком случае, с пятьдесят второго года, когда я поддержал Эйзенхауэра, а не Стивенсона. Сомневаюсь, чтобы сегодня я поступил бы так же, но тогда я думал, что Айк лучше справится с обязанностями президента. И не моя вина, что эта работа оказалась ему не по плечу. Мне это не прибавило популярности. И я уже не получал приглашений из Белого дома, когда в шестьдесят четвертом начал протестовать против войны во Вьетнаме. А теперь позвольте сказать, что побудило меня пойти на это. Я не разбираюсь в военных или иностранных делах, но вот считать я умею неплохо. А потому заглянул в бухгалтерские книги. Философия у меня простая, возможно, кто-то в наши дни сочтет ее устаревшей. Я верю в то, что в нашей стране каждый должен иметь достаточно еды и одежды, крышу над головой, возможность получить образование и врача, к которому можно обратиться в случае болезни. Это должно быть у всех, наравне с воздухом, которым мы дышим. Понять это не трудно?
— Ты очень ясно все излагаешь, чиф, — улыбнулся Келли.
— Так вот, я заглянул в бухгалтерские книги, сравнил дебет с кредитом и понял, что нам надо выбирать: или страна с высоким уровнем жизни для всех, или война в Юго-Восточной Азии. А вместе не получалось. Не хватало денег. Я решил, что лучше уж нам всем жить богато, о чем прямо и сказал. И потом постоянно твердил об этом. Джордж Мини так разозлился, что шесть месяцев не разговаривал со мной. И заговорил вновь лишь потому, что ему потребовалась какая-то услуга. Два года я один выступал против войны, не считая чокнутых и наркоманов, пока наконец общество не сочло борьбу против вьетнамской войны респектабельным занятием. И поверь мне, Уолтер, пятидесятипятилетнему мужчине далеко не в радость внезапно стать любимчиком этих леваков и длинноволосых хиппи, но, видит Бог, я им стал. Я даже получил письмо от Нормана Мейлера.
— Тогда я не соглашался с тобой, Дон, — подал голос Пенри, — но, как ты помнишь, отмечал твое мужество.
Каббин усмехнулся.
— Ты говорил, что я совершаю глупейшую ошибку.
— Теперь-то мы все в одной команде. По крайней мере, в вопросе о вьетнамской войне.
— Может, нам лучше поговорить о другой войне, в которой нам только предстоит поучаствовать? — предложил Мэджари.
Но Каббин еще не закончил.
— Знаете, что говорит сейчас Сэмми? Утверждает, что именно он убедил меня выступить против вьетнамской войны. Да в шестьдесят пятом году этот безмозглый кретин понятия не имел, где находится Вьетнам. Знаете, что я сделал, когда умер Старик Фелпс? Я покопался в его сундучке и назначил секретарем-казначеем самого заштатного, никогда не высовывающегося регионального директора, поверив в его болтовню о личной преданности. Черт, именно я вытащил Сэмми с завода в Шенектади и назначил инструктором. Двенадцать лет тому назад Сэмми работал на гидравлическом прессе и получал два доллара семьдесят шесть центов в час. И был счастлив, потому что раньше ему платили еще меньше. Он с трудом закончил школу и какой-то вечерний колледж и, если бы не я, по-прежнему вкалывал бы на своем заводе. Я научил этого урода всему, что он знает, а теперь он хочет сесть на мое место и говорит всем, что я потерял связь с рядовыми членами профсоюза.