Принц и Мадонна
Шрифт:
А потом настал тот день, когда папа и дядя Гена поехали на злополучное озеро. Где им знакомые обещали устроить ночную рыбалку с огромным уловом. Я думаю, что это была не вполне законная охота, правда, доказательств того, так и не нашли. Все улики остались на дне озера.
Рыбачить должны были на чужой моторке. От берега лодка ушла с двумя рыбаками, а в живых остался только один и то ему досталось на полную катушку. Как получилось, что на полном ходу лодка перевернулась, никто до сих пор не знает. Мой отец, падая в воду, ударился виском о какую-то железяку, потерял сознание и захлебнулся. А с Геннадием судьба поступила иначе. Она лишила его возможности ходить. А все потому, что у него что-то
После похорон отца мама была не своя. Она за малым не попала в психушку, а все потому что пыталась наложить на себя руки, не видя жизни без мужа. Спас ее от опрометчивого шага как раз таки дядя Гена, к тому времени когда мамина депрессия после похорон набрала максимальные обороты, его выписали из больницы, правда, передвигался он только на коляске. Он чуть ли не из петли ее вынул, оказавшись в нужное время у нас дома. А потом долго вытягивал маму из сумрачного состояния, оказывая поддержку и психологическую помощь. А в один прекрасный день мама сказала, что выходит замуж за Геннадия. И в нашем доме на постоянной основе стала жить Лиля. Поскольку девочка вдруг ни с того, ни с сего стала называться моей сестрой, то во мне взыграла ревность к маме и я всячески старалась подчеркнуть, что она мне не родственница. С Лилей мы особо не дружили, но и не воевали, а все благодаря маме. Ее стараниями удавалось гасить разного рода конфликты.
И все бы ничего, если бы дядя Гена не начал оказывать мне странные знаки внимания. Когда никого не было дома или никто не видел, он просил подходить к нему поближе, чтобы поправить на мне одежду: то воротничок, то юбочку, то платьице. Мне не нравились его прикосновения, потому как они на поправлении одежды не заканчивались, а становились все более откровенными. А еще он внушал мне что это наша маленькая тайна, которую никто не должен знать, даже мама, а если она узнает, то сразу умрет. И я верила и позволяла себя трогать, ненавидя дядю Гену все больше и больше. И если вначале он трогал меня в одежде, то потом стал залезать под нее руками и… заставлять меня трогать его. Из-за травмы позвоночника у него возникли проблемы с половой функцией, которую он всячески стимулировал. И этими стимуляторами была я и… таблетки виагры. После "сеанса" прикосновений дяди Гены у меня случались беспричинные на первый взгляд истерики. Никто не знал что со мной, но все думали, что это связано с гибелью отца. Дядя Гена говорил какую-то научную хрень и уводил меня в комнату, говоря, что работает со мной, оказывая психологическую помощь. А на самом деле только усугублял мое состояние. Я стала плохо учиться, начала прогуливать школу. А дядя Гена все больше и больше ко мне приставал. Я начала подумывать как уйти из дому, потому как другого выхода не видела. Я была маленькой девочкой, которую загнали в угол. У меня не было сил терпеть насилие, но в то же время я не желала, чтобы с мамой случилось что-то страшное. Я разрывалась между собой и любовью к маме. Не знаю чем бы это все кончилось, но выбраться из страшного омута помогла случайность. Дяде Гене назначили какие-то препараты, которые при взаимодействии с виагрой привели к сердечному приступу. Умер он почти мгновенно. Вот только мой кошмар не закончился. Демоны поселившиеся в голове долгие годы отравляли жизнь, все глубже и глубже вгоняя в меня когти.
Я всегда была тихой девочкой в себе, любила читать, проводить время наедине с собой. Потому когда еще больше ушла в себя никто не обратил внимание, думая, что это таким образом проявляются особенности моего характера. Да особо и некому было обращать внимание. Мама с трудом выкарабкалась из депрессии. Надо отдать должное, психологом дядя Гена был отменным, он смог помочь маме, найти такие рычаги воздействия с помощью которых она вновь захотела жить. Но при этом он мастерски смог заставить меня молчать, каждый день внушая мысли, которые были ему нужны, играя на моих чувствах к дорогому человеку.
За это я никогда его не прощу. Всякий раз вспоминая о нем, проклинаю. И думаю, что буду делать так до конца своих дней.
Много читала подобного тому, что случилось со мной. Говорят, что надо отпустить ситуацию, простить насильника и тогда станет легче. Я не смогла, сколько не пыталась.
Чем больше о нем думаю, тем сильнее ненавижу. Лучше о нем и вовсе не вспоминать, тогда легче и проще жить. Может быть, когда-нибудь я смогу избавиться от этого чувства, но пока не готова. Возможно, это случится со временем.
В любом случае, я научилась с этим жить.
Почему не попросила помощи? Сложно ответить на этот вопрос. Если бы вернуться в прошлое, то надо было найти кого-то кому можно было рассказать. Тогда я этого не сделала, а теперь уже ничего не исправишь. С этим приходится жить. С годами я смогла загнать свои страхи глубоко внутрь, осталось только мое неприятие прикосновений. Когда-нибудь, очень на это надеялась, демоны прошлого покинут меня, и тогда я смогу жить как все нормальные люди. Если бы можно было вернуть отца и переписать свою жизнь, навсегда вычеркнув из нее дядю Гену, то было бы вообще хорошо.
Понимала, что этого сделать невозможно. Но ведь можно помечтать. Очень бы хотелось никогда не вспоминать о плохом, забыв как страшный сон.
ГЛАВА 22
— Заходи, заходи, — я открыла дверь, пропуская в коридор девушку. Лиля была одета по-спортивному. Похоже, что на самом деле в гости не собиралась, а внезапно приняла решение позвонить, когда проходила мимо.
— Если я не вовремя, то ты так и скажи. Я все понимаю. Снег на голову никому не нужен, — принялась она оправдываться.
— Не говори глупостей. Раздевайся и пошли пить чай. Я только что с дороги. Как раз хотела промочить горло.
Проводила Лилю до ванной, а сама пошла в кухню выкладывать вкусности от мамы. Оказывается, пока я спала, она напекла два вида печенья, булочки с маком и сделала домашние чипсы. И после всего этого она мне говорит, что надо следить за своим питанием? Не мама, а ходячее противоречие.
— Как у тебя дела? — спросила Лиля, появившись в комнате и усаживаясь за стол.
— Отлично. А у тебя? — задала ответный вопрос.
— Тоже неплохо. Если не считать зубрежку философии. И как только люди понимают этот предмет? Сил моих нет учить труды всяких муда… мужиков заумных, — принялась она сокрушаться.
— Знаешь, у меня где-то были лекции, где доступным языком все это излагалось. Хочешь я поищу, а потом тебе скину? — предложила.
— Правда? У тебя есть? Не откажусь. У нас такой занудный мужик их читает, что на парах просто засыпаешь. Я и так его почти не понимаю, а когда это все говорится голосом пономаря, то и вовсе хочется встать и уйти, или лечь и поспать.
— Это Пронин что ли? — назвала фамилию преподавателя.
— Ага, — подтвердила девушка.
— Да. Не повезло, — посочувствовала. — У нас было то же самое. Однажды он и его… — и понеслось.
Мы принялись болтать на общие темы, вспоминая байки, ходящие о преподавателях академии. Так как Лиля училась уже второй год, то со многими из них была знакома, а о других слышала.
— Пойдем посмотрим какой-нибудь фильм, — предложила, когда чай был выпит, а булочки съедены. Чем еще развлекать гостя, а тем более девушку, как не хорошей мелодрамой.