Принц и нищенка
Шрифт:
У Зои Терентьевны собрались при свете свечи на тесной кухне, начали пить чай и обсуждать последние события, которые та с Голубцовым пропустила. Сергей сидел рядом с Юлей и поражался сам себе. Этой необыкновенной ночью все произошедшее казалось настолько естественным, что его настоящая жизнь стала походить на вымысел. Партнеры, договора, расширение, слияние, конкуренты отошли на задний план, как малозначащие мелочи. Сейчас главное то, что рядом с ним сидит эта восхитительная девочка с огромными сияющими глазами, отвагой на милом личике и сосредоточенностью в слегка нахмуренных бровях. Ее счастье
– Кому еще подлить чайку? – поинтересовалась Зоя Терентьевна, гремя пустым чайником. – Сейчас водичку налью… Ой, газа-то больше нет!
Все засуетились возле плиты, но толку от этого было чуть, синий огонек не зажигался, из горелки что-то пошипело, пошипело и смолкло. Стало понятно, что Хомяков не стал дожидаться трех часов ночи, а воспользовался моментом и перекрыл голубое топливо.
– С застрявшим бугаем был отвлекающий маневр, – горестно сказал Голубцов. – Газовый вентиль на самом деле находится на внешней стороне дома в специально оборудованном ящике с замком и пломбой. Видно, пока вы занимались рабочим, прораб пытался его вскрыть. Сделал он это незаконно, за что должен ответить перед судом и общественностью. Остается только доказать, что это сделал он, а не кто иной. Утром нужно будет позвонить газовщикам и пожаловаться. Сейчас в силу сложившихся обстоятельств на улицу лучше не выходить. К тому же у нас есть генератор, подключим его и… а где же провод?
– Провод, – спохватился Сергей. – Я его забыл в подъезде! Перед тем как…
– Ага, – желчно заметил Толик, – после того как…
– Не будем уточнять, – грозно сдвинул брови Степанцов. – Сейчас я его принесу.
– Я с тобой, – поспешила встать за ним Юлька.
– Еще чего, – схватил ее за руку Толик. – Сиди здесь, а то он опять что-нибудь забудет.
Сергей выскочил в темный подъезд, освещая себе путь мобильным телефоном. Он сбежал вниз, увидел брошенную на пол катушку с проводом, потянулся за ней и… получил удар по голове. Теряя сознание, он заметил наглую рожу прораба. Тот стоял над ним с бейсбольной битой в руках и гадко ухмылялся.
– Телефончик, – обрадовался Хомяков, подхватывая мобильник Сергея. – И кто у нас тут отражается в последних звонках? Гы-гы, я так и знал… Юлия Батьковна?
– Да, это я, Сережа!
Юлька услышала вибрацию мобильника, стоя у окна и рассматривая двор, пока другие суетились возле генератора, заливали в него бензин и пытались запустить. На экране отобразился номер Сергея, Юлька и подумала, что это звонит он.
– Это не Сережа, – передразнил ее Хомяков. – Он лежит бездыханный и больше ничего хорошего тебе сказать не может. Зато я могу. Значит так, выходишь и спускаешься вниз без единого писка. Если придешь не одна, я его добью, чтобы уж наверняка. Мне терять нечего! Придешь одна, так и быть, позволю вызвать ему «Скорую помощь». Я добрый. Поняла?
Раздумывать было некогда. С Сергеем случилась беда! Юлька опрометью кинулась из квартиры соседки и побежала вниз по ступенькам. На первом этаже она замерла, пытаясь справиться с дыханием и поискать в темноте любимого. Но тут Хомяков включил фонарь. Она увидела Сергея! Он сидел, привалившись к стене с почтовыми ящиками, его глаза были закрыты, с виска стекала струйка крови, а лицо было настолько умиротворенным и довольным, что Юлька испугалась, не отправился ли он уже на небеса. Тогда и ей незачем жить! Она открыла рот для того, чтобы завыть в полный голос и кинуться к телу любимого мужчины, как Хомяков ее опередил.
– Молчать! – рявкнул он, хватая Юльку за руку. – Не ори, дура, живой он и невредимый. Чем дольше мы задерживаемся, тем хуже ты ему делаешь.
И поволок ее из подъезда в свою машину.
Юлька не сопротивлялась, в голове билась только одна мысль – она должна сделать все, от нее зависящее, чтобы Сергей остался жив и здоров. Пулей влетела в черный джип Хомякова, тот, кряхтя, расположился рядом и дал водителю команду ехать по намеченному маршруту. Юлька стала быстро набирать номер неотложки.
Она не видела, куда ее везут, и не спрашивала зачем. Медсестра по телефону принялась задавать идиотские вопросы: как фамилия больного, сколько ему лет, какая у него страховка, известны ли Юльке его патологии. Какие патологии?! Юлька знала только одну – она патологически влюблена в Сергея Степанцова, который умирает в подъезде старого дома, а до этого никому нет дела! После этой фразы медсестра, принимающая вызов, испуганно замолчала и после секундного замешательства ответила, что вызов принят и бригада «Скорой помощи» выезжает по названному адресу.
Юлька откинулась на сиденье и отключила телефон.
– Позвонила? Правильно сделала, не хочу на себя мокруху вешать, – скорчил рожу, хотя она у него и без того достаточно противная, Хомяков. – А теперь о нашем деле.
Юлька только сейчас поняла, что ее похитили! Она повернулась к прорабу и посмотрела в его бесчестные глаза.
– Не вздумай кричать и кусаться, – предупредил он, – у меня там свои люди остались. Я пожалел парня, все-таки солидный человек, состоятельный, при деньгах – и в таком доме… Не понимаю, зачем он с вами связался? Но нищую старуху не пожалею! Мне терять нечего.
– Что вы от меня хотите?! – собрав все свое мужество, сурово спросила Юлька.
– Посидишь до вечера в моем подвале, – сосредоточенно почесал лысину Хомяков, – думаю, дольше она тянуть не станет, подпишет все, что дадут. Черкнешь сама мне на договоре автограф на память, и свободна.
– Ни за что! – выпалила Юлька, сжимая кулаки.
– А это мы еще посмотрим. Куда едешь?! – накинулся он на своего водителя. – Зачем сразу к дому едешь?! Я же сказал, покружи сначала! Нужно было ей глазищи завязать.
В это время Юлька дрожащими от напряжения руками попыталась набрать номер полиции. Но ушлый Хомяков заметил ее телодвижения и выхватил мобильник.
– Поиграла, и хватит, – рявкнул он, выбрасывая телефон в открытое окно машины. – Ты теперь моя заложница, а заложникам телефоны и прочие удобства не полагаются.
Нежный женский голос пробивался к сознанию Сергея сквозь пелену дурмана, окутавшего его с невероятной силой. Он не понимал, что случилось, отчего руки отказываются двигаться, а ноги ходить. Постепенно голос стал доноситься более отчетливо.