Принц Половины Осени
Шрифт:
– Почему?
– Потому что не могут убить. Силы примерно равны, одна из битв длилась почти четырнадцать лет. Они стараются друг с другом даже не пересекаться. Я встречался с Лисс и Никс периодически, но вместе эту парочку видел лишь однажды. Когда они пришли ко мне, чтобы дать титул.
– Четырнадцать лет? Половину жизни воюют? – Не понял я.
– При нашей последней встрече ты казался мне умнее. Никс уже давно больше четырёх сотен лет. Лисс младше её лет на сто-двести. Никс не стареет, потому что ест людей, – я поперхнулся, когда услышал это, – а Лисс не дают стареть и умирать её демоны. Им не выжить без сосуда.
– Ты тоже старый? – Я не сдержал улыбки. –
– Мне двадцать семь. – Он закатил глаза. – За восемь лет, что я с ними знаком, каждый из них приходил по одной простой причине: хотели объединиться, чтобы победить остальных.
– И что ты сделал?
– Обещал подумать. Каждой. – Ричи посмотрел куда-то в угол комнаты. – А потом меня затолкали в лагерь. Оттуда на Ямы за бунт.
– Революционер? Извини. Одно не вяжется. – Снова заговорил я, вызвав у Ричи усталый стон. – Ты говорил, что к тебе приходили только двое – Лисс и Никс. То есть это Третья и Вторая, а ты – Четвёртый.
– Что ещё за математика? Говори проще, пожалуйста. – Раздражённо перебил меня Коннор. Я поразился его самообладанию, любой бы, наверное, уже ударил. Я бы тоже ударил на его месте. Возможно, ему просто больно шевелиться.
– Первого не хватает. – Я выдал заговорческую улыбку, но не потом сразу стёр её с лица.
– Я был знаком с ними лет двенадцать. Каждая из них пыталась меня использовать в сугубо личных целях. Ты, правда, думаешь, что они рассказали мне про Первого? Лично я его не видел, а спрашивать даже не пытался. Зачем лишний раз вникать в ложь? – Ричи сполз по кровати вниз, издавая тихий скулеж. – Мы закончили? – Он исподлобья глянул на меня.
– Думаю, да.
– Тогда пошёл вон отсюда.
– Ты же всё равно спать не будешь. Я бы мог…
– Пошёл вон! – Ричи спихнул меня ногой.
***
Утром на кухне было тихо. Говоря «утром», я имею в виду почти десять часов дня. После той катастрофы на Ямах Ригана просто завалили звонками и предложениями, все хотят пообщаться с единственным выжившим свидетелем. Графики теперь окончательно забиты, трагедия пошла проекту на пользу. Столько тел осталось в тот день под обломками. Из их крови он сотворит пиар. И, пока все были ужасно заняты, роль няньки перешла ко мне. Перед отъездом Люси торжественно вручила мне флакон с лекарством для Ричи и небольшой лист, где написала график приёма.
После лёгкого завтрака Ричи снова уполз наверх и скрылся за дверью своей комнаты. Медленно, едва дыша, я поднялся к комнате Томаса. Я долго смотрел на блестящую ручку двери, порываясь её повернуть. Убеждал себя, что он сам подвёл меня к этой черте. Мы в одном доме уже почти неделю, а он продолжает меня избегать. Да, он сам подвёл всё к этому моменту. Точно сам. Руки схватили холодную ручку, я быстро глянул за плечо, дёрнул дверь и шагнул в комнату. Я, наверное, не умею думать головой. В его комнате все вещи лежали аккуратно, всё на своих местах. Прибрано и чисто. Я медленно окинул пространство взглядом, осмотрел полки. Потом добрался до тумб и шкафов. В первых были только незначительные вещи бытовой принадлежности, а в шкафах нашлось кое-что. Среди сумок с одеждой, были спрятаны альбомы. Я пролистал их наспех, но заметил, что некоторые места для снимков пустовали.
Я выудил пару фото из альбома, спрятал его обратно. Стол тоже выглядел убранным, но в ящичке нашлись папки. Я мельком пролистал их, но потом взгляд уцепился за знакомые слова. Сара Мелроуз. Внутри папки были прикреплены несколько фотографий Сары, когда она ещё была
– По словам Сары Мелроуз, надзиратель обещал улучшить условия её пребывания в лагере. После того, как о преступлении узнал начальник лагеря, было принято решение взять надзирателя под стражу, а саму Сару отправить на Ямы. – Дочитал я вслух, громко сглотнув на последнем слове.
Я предала друзей.
Я с хлопком закрыл папку, снова бросил её на стол и прошёлся пятернёй по волосам и лицу. Описанный на этих листах человек был совершенно не похож на то, что осталось от Сары Мелроуз в моей голове. Это вызывало противоречивые эмоции. Я ещё некоторое время полистал документы на столе, но больше ничего стоящего не нашёл. Видимо, Люси принесла это не так давно, если уж Томас не успел всё убрать. Попытавшись пару раз разложить всё правильно, я плюнул на это дело и вышел из комнаты брата.
Я медленно опустил глаза на фотографию, которую забрал из комнаты Томаса: на ней мама, стоя на фоне ярких огней города, обнимала меня и брата. Я долго смотрел на неё. Сидя на кровати, я глядел на изображение так долго, что все образы на периферии зрения начали расплываться. Голову резко прошибло яркой болью в висках, челюсти механически сжались, свободной рукой я схватился за голову, а второй продолжал сжимать снимок, не отрывая от него взгляда. После второй волны, глаза не удалось держать открытыми. Мир пропал под веками, а в ушах поднялся звон. Не было дверей Лабиринта, не было коридоров. Только темнота, звон и головная боль.
…Сквозь мрак в голове прорвались огоньки ночного города. На набережной, полной гуляющих людей, бушевал холодный ветер. Папа соревновался с Томасом в очередной игре, сопровождая эта громким смехом. Мама уже сжимала в руках кривого, но яркого зайца, которого папе удалось выиграть на предыдущем аттракционе.
– Почему Ричи с нами не пошёл? Он ведь хотел. – Сказал я, сосредоточенно глядя на маму.
– Томас говорил, он не выходит на связь уже несколько дней. Я думаю, опять поругался с отцом. Ты же знаешь, как он относится к подобным вещам. – Тут мама изобразила угрюмую гримасу, вызвав у меня смешок.
– Вчера я видел его. Он шёл после своей службы в церкви. Мне мышц на лице не хватит, чтобы передать это выражение лица, с которым он на меня посмотрел, – я широко улыбнулся.
– И не нужно. Я бы не хотела этого видеть, Детка. – Она обняла меня за плечо и звонко чмокнула в висок.