Принц
Шрифт:
Шофер открыл дверь, и Сорен вышел, больше не сказав ни слова. Они шли к входной двери в тишине. Прежде чем Кингсли успел постучать или позвонить в звонок, дверь распахнулась, открывая их взору Элизабет, стоящую в сводчатом фойе. Когда Кингсли видел ее последний раз, она выглядела на десять лет моложе ее реального возраста. Темно-рыжие волосы, фиолетовые глаза - истинная красота Новой Англии. Но сегодня она выглядела испуганной, в бешенстве и резко постаревшей от страха.
– Слава тебе, Господи, -
Бросившись вперед, она обняла Сорена за шею. Кингсли напрягся, но Сорен обнял ее, проявляя исключительно братские чувства…и больше ничего.
– Тебе позвонил Эндрю?
Сорен отстранился.
– Нет. Никто нам не звонил. В чем дело?
Она пробежала рукой по своим вьющимся волосам.
– Я даже думала позвонить в полицию, - сказала она, и глаза Кингсли округлились от удивления.
Элизабет ладила с полицией так же, как и он - с журналистами. Хотя он совсем недавно трахал репортершу практически до беспамятства на заднем сидении своего Роллса. Но это было для дела, а не для удовольствия. Ну… для дела, и для удовольствия.
Элизабет перевела взгляд с Сорена на Кингсли и обратно.
– Скажи мне что случилось.
Сорен говорил утешительным тоном священнослужителя, хотя Кингсли смог распознать самый слабый оттенок страха под этим спокойствием. Страха? Сорен? Кинг никогда не думал, что доживет до этого дня.
– Я покажу тебе. Пошли со мной.
– Элизабет наконец-то заметила Кингсли.
– Ты, тоже, Кинг. Не знаю, зачем ты здесь, но я приму любую помощь, которую смогу получить.
– Всегда рад услужить. Мы ведь семья, в конце концов.
Он взглянул на Сорена, который ничего на это не ответил. Элизабет знала о коротком трагическом браке ее брата с Мари-Лаурой, сестрой Кингсли. Что она думала об этом, он не знал, да его это и не волновало, но брак, хоть и несчастливый, по крайней мере, дал Сорену безопасный предлог общаться с подобными ему.
– Я не знаю, можно ли назвать тебя семьей, как ты утверждаешь, - сказала Элизабет, ведя их вглубь дома к центральной лестнице. На верхней ступеньке, она повернула налево и повела их к восточному крылу, детскому.
Кинг украдкой наблюдал за лицом Сорена. Каждая комната в этом доме хранила воспоминания об ужасах его детства. Мать родила его в своей крошечной комнате в конце восточного крыла. И исключительно силой воли, она смогла родить абсолютно молча, не желая доставлять садисту-отцу Сорена удовольствие слышать ее крики. В библиотеке, Сорен чуть не попрощался с жизнью, когда его отец нашел их с сестрой совокупляющимися на полу у камина.
Элизабет провела их к последней комнате слева. Детская спальня Сорена.
Она открыла дверь и позволила состоянию комнаты сказать за себя.
– Mon Dieu…, - выдохнул Кингсли, прикрывая рукой рот.
В этой комнате, одиннадцатилетний Маркус Стернс уснул однажды ночью и проснулся внутри своей собственной сестры. В этой кровати, он потерял свою девственность путем изнасилования и инцеста. И теперь кто-то поджег эту кровать и сжег ее дотла. На стене, написанные пеплом, были слова Love Thy Sister (Любовь сестры твоей).
– Ст'oит ли Кингсли… ? – прошептала Элизабэт.
– Кингсли знает. Он один из двух людей, которым я рассказал.
Внутренне содрогнувшись, Кинг взглянул в лицо Элизабет. Сорен что только что проговорился, что у него есть кто-то еще, кому он доверяет? Как и ее брат, Элизабет была весьма сообразительна. Кинг молился, чтобы она предположила, что Сорен имел в виду своего собственного духовника. Если бы она узнала, что ее брат-священник соблазнил девушку из своей паствы, весь мир горел бы в аду за это.
Элизабет кивнула. Сорен же просто смотрел на слова на стене.
– Я не звонила в полицию, - продолжала она.
– Я не хотела рассказывать им о нас и что это значит. Но у меня есть сигнализация на дверях. Я всегда включаю ее в ночное время. У меня даже есть камеры на участке перед домом и на подъездной дорожке. Никто не появлялся. Должна ли я вызвать полицию? Я так и сделаю, если ты скажешь.
Сорен медленно покачал головой.
– Нет, не должна. Это вне их компетенции.
– Тогда что…
– Уходи.
– Сорен повернулся к сестре, положив руку ей на плечо. – Уходи и забирай мальчиков с собой, подальше отсюда. Европа. Азия. Австралия. Уезжай заграницу и не оставайся на одном месте. Уезжай сейчас.
– Что происходит? Почему ты приехал? Я обнаружила кровать, в таком состоянии только сегодня утром. Я послала мальчиков к подруге. Целый день я пытаюсь решить, что делать.
Сорен снова перевел взгляд на кучу золы, где когда-то стояла его кровать, и молчал. Кингсли ответил за него.
– Я получил по почте фотографию, на которой запечатлены мы в наши школьные годы. Она была отправлена отсюда. Никаких других опознавательных знаков. Просто школьная фотография, но, тем не менее, угрожающе.
Элизабет отстранилась от двери и пошла по коридору, сделав несколько шагов, прежде чем снова развернуться.
– Маркус, что происходит?
– спросила она, и ее голос был низким и холодным.
Кинг застыл. Никто не называл Сорена Маркусом - именем данным ему при рождении, никогда. Он не позволял. И, конечно, Элизабет это хорошо знала, знала, как сильно он ненавидел, когда его называли именем, которое также носил его отец. Либо она была в таком смятении, что забыла, либо была настолько зла, что ей было все равно. Сорен посмотрел на нее и выдохнул.