Принц
Шрифт:
Сорен какое-то время хранил молчание. Кингсли ждал.
– Почтовый штемпель?
– Нью-Гемпшир - твой дом, милый дом.
Сорен медленно поднялся на ноги и прошел к окну. Раздвинув шторы, он пристально посмотрел на городской пейзаж Манхэттена. Кингсли выписал бы ему чек на миллион долларов прямо здесь, чтобы узнать, о чем он думал. Но он очень хорошо знал Сорена. Деньги ничего не значат для него. Секреты были более ценной валютой.
– Это не Элизабет, - сказал Сорен.
Кингсли встал возле него, наблюдая, как он взирал на город своими серыми глазами.
– Ты в этом уверен?
– Какой у нее может быть мотив? Зачем красть досье
– Ты знаешь Элизабет лучше, чем я. Она посвятила всю свою жизнь помощи детям-жертвам насилия.
– И?
– Ты и твоя Малышка? Что бы твоя сестра почувствовала, если бы узнала о вас двоих?
– Элеонор тридцать четыре.
– Ей не было тридцать четыре, когда ты влюбился в нее. Я знаю, ты не сделал ничего плохого с ней. Я знаю, что ты оберегал и защищал ее даже от самого себя, несмотря на то, что твоя собственная зверушка умоляла тебя не делать этого. Но увидела бы Элизабет все в таком же свете?
Сорен выдохнул, нахмурившись.
– Нет. Нет, Элизабет не стала бы. Она предположила бы худшее, предположила, что я был, как и наш отец.
– Твоя сестра еще более травмирована, чем ты, P`ere Стернс. Она первая уничтожит тебя, даже не удосужившись задать вопросы.
– Возможно. Но она не пошла бы на это, когда было бы достаточно одного телефонного звонка.
– Элизабет сделала бы все, что в ее силах, чтобы уничтожить тебя, если бы узнала о тебе и твоей зверушке. Но да, это, кажется, не в ее стиле. Или в стиле твоей зверушки.
Когда он сказал “зверушки”, Сэди подняла массивную голову и уставилась на него с благоговейной преданностью. Если бы только всех женщин в его мире было так легко контролировать.
Кингсли еще раз взглянул на фотографию. Элизабет, сестра Сорена, красивая женщина даже в возрасте сорока восьми. Красивая, но сломленная. Нет, гораздо больше, чем сломленная, разбитая вдребезги. Кингсли был в ее обществе лишь несколько раз, но он встречал французских солдат, ветеранов войны, мужчин, которые освобождали лагеря смерти и видели, как нацисты ставили Париж на колени, с меньшим количеством призраков в их глазах, чем в глазах сестры Сорена. Если бы она была просто изнасилована своим отцом в детстве, то она, возможно, выжила без тех душевных ран, что она носила на сердце. Но она обратила свою темноту на собственного брата. С той поры, когда она перестала быть жертвой и сама стала преступницей, никто не смог бы предугадать, на что такая израненная душа была способна. Кингсли знал, что значит израненная душа, в конце концов, он сам обладал такой.
– Кто же тогда?
– спросил он, скользнув в пространство между Сореном и окном. Сорен сверкнул на него взглядом. Кинг только усмехнулся, ожидая, когда тот отодвинется. Он этого не сделал.
Сорен стоял молча. Кингсли знал, что не нужно говорить, знал, что не нужно торопить с ответом. Ответ будет своевременным. Терпение. Сорен всегда вознаграждает за терпение. Элеонор узнала это еще будучи девочкой. Если бы она попыталась форсировать события, Сорен бы охладел и не был так одержим ею. Она соблазняла и дразнила, не повиновалась и бросала вызов, все время ожидала, жаждая ответов, но, никогда не требуя их. До того дня, когда Сорен рассказал ей все и дал ей все. А потом она имела наглость бросить его. Сорен устроил пир для нее, а она едва притронулась к “лакомствам”, в то время, как Кингсли жадно слизывал крошки, падающие на пол.
– Это не Элизабет, - снова повторил Сорен.
– Но она может что-нибудь знать. В конце концов, в Ленноксе живет только Элизабет и ее двое детей. Если штамп на письме оттуда, тогда…
– Тогда что, mon p`ere?
Кингсли ждал, надеясь, что Сорен скажет именно то, что ему хотелось услышать. “Элеонор ушла. Джульетта ушла. Cнова нас только двое”. Между ними снова могло было быть все прекрасно, как это было, когда они были мальчишками в школе. Если бы только Сорен сказал то, что он так жаждал от него услышать…
– Тогда нам нужно съездить и поговорить с ней - тебе и мне.
Кингсли кивнул.
– Oui.
Отлично.
* National Geographic Channel — американский телеканал, транслирующий научно-популярные документальные фильмы о науке, природе, культуре и истории, производства Национального географического общества США.
Глава 6
Юг
В моменты, подобные этим Уесли все бы отдал, лишь бы так же свободно владеть искусством нецензурной лексики, как Нора. Сочное “твою мать” отлично охарактеризовало бы прямо сейчас его чувства. Судя по выражению лица отца, Уесли мог с уверенностью сказать, что это был не первый раз, когда тот слышал имя Норы Сатерлин. Но откуда его отец знал, кто она? Сатерлин была известна двум типам людей - это читатели эротики и почитатели БДСМ культуры. Уесу не хотелось думать, что его отец принадлежит к любому из этих лагерей.
– Ээ, пап?
– Дж. У… а где Бриджит?
Уесли взглянул на Нору. Он не успел рассказать ей о Бриджит.
– Я не знаю. У себя дома, думаю. Мы расстались.
Отец Уесли посмотрел на него своим фирменным взглядом со скептическим поднятыми бровями, который никогда не предвещал ничего хорошего для того, кому тот предназначался.
– Когда? Вы двое были здесь, на крыльце неделю назад, смеясь так громко, что я думал, придется направить садовый шланг на вас обоих, чтобы охладить.
Поморщившись, Уесли тут же отвел взгляд от Норы. Последнее, что он хотел увидеть, так это выражение ее лица от этой последней порции новостей. Но она, должно быть, восприняла всё хорошо, поскольку Уесли почувствовал ее ладонь на своей пояснице. Она быстро погладила его, прежде чем скользнуть рукой в задний карман его джинсов. И как бы сильно ему не нравилось ощущение ее руки в его Левисах, щупающей его за зад, это был не лучший способ сказать: “Привет” отцу, учитывая настроение, в котором тот пребывал сегодня вечером.
– Мы расстались после этого. Ничего не вышло…
– Мистер Райли, я уверена, мое появление из ниоткуда – своего рода шок для Вас, - сказала Нора, вытягивая руку из кармана штанов Уесли и делая шаг вперед.
– Вся эта ситуация, своеобразный шок и для меня, тоже. Но Уес, и я знаем друг друга долгое время. И…
– Моему сыну двадцать лет, мисс Сатерлин. И он не может знать кого-либо долгое время.
Уесли наблюдал за тем, как Нора нацепила на лицо улыбку. Он видел эту улыбку прежде. Она зачастую использовала ее на мужчинах, которых она пыталась, запудривая им мозги, заставить плясать под ее дудку. Эта улыбка спасала ее от такого количества штрафов за превышение скорости, что Уесли не мог и сосчитать, два - только за эту поездку. Он хотел бы уметь телепатически общаться с Норой. Первое, что он сказал бы ей - это перестать улыбаться.